Мир искусства. Том третий. №№ 1–12. – 1900

ШМІІШЙЮШЮЙЮШІИИЯИНШІІІІІ^

Эту первобытну ю мудрост ь воплощает ъ дѣйствительный геро й повѣсти, старый ка - закъ дяд я Ерошка , одно изъ величайших ъ и совершеннѣйших ъ создані й Л. Толстого , которо е дает ъ возможност ь заглянут ь в ъ самую темную , тайную , сго собственном у сознанію , может ъ быть , никогд а не открывав - шуюс я глубин у существ а его . Здѣсь въ пер- вый и, кажется , въ послѣдні й раз ъ съ худо- жественно-законченною , почти сознательно ю ясностью выступает ъ одно изъ двух ъ лицъ , вѣчно спорящих ъ в ъ немъ , — лиц о всегда дѣйствующее, но мал о говоряще е о себѣ и еще менѣе себя сознающее . Стол ь знакомое , и все-так и незнакомое , до сих ъ пор ъ не раз - гаданное , не освѣщенное лиц о самог о Л . Толстог о как ъ будто сквозит ъ и мелькает ъ въ лицѣ этого исполин а съ дѣтскими гла - зами, со старческими , могучими , трудовым и морщинами , съ юношеским и мышцами , съ крѣпкимъ смѣшанным ъ запахом ъ чихирю , водки , порох у и запекшейс я крови,—в ъ лицѣ дяди Ерошки . Жизн ь его , так ъ же , как ъ жизн ь полу - диких ъ чеченцевъ , наполнен а „любовь ю къ свободѣ, праздности , грабеж у и войнѣ". Онъ самъ говорит ъ о себѣ съ простодушно ю гор - достью: „я—молодецъ , пьяница , воръ , охот- никъ.. . Я человѣкъ весёлый , я ваѣхъ люблю , я — Ерошка"!. . Это — безсознательныі і русскі й философъ - циаикъ . Онъ чувсгвуетъ себя столь-ж е без - гранично-свободнымъ , как ъ и русскі й барин ъ Оленинъ . Такъ-ж е ничег о не признает ъ и ни во что не вѣритъ. Живет ъ вн ѣ человѣ- ческих ъ законовъ , внѣ зла и добра . Татар - скіе мулы и русскі е старовѣры-уставщик и возбуждают ъ в ъ немъ одинаково-спокойну ю и презрительну ю насмѣшку: „По-моем у вс е одно . Вс е Бог ъ сдѣлалъ на радост ь человѣку. Ни въ чемъ грѣха нѣтъ. Хоть съ звѣря примѣр ъ возьми . Онъ и в ъ татарском ъ камышѣ, и в ъ нашем ъ живетъ .

Что Бог ъ далъ , то и лопаетъ . А наш и гово- рятъ , что за это будсм ъ сковород ы лизать . Я так ъ думаю , что вс е одна фальшь.. . Сдох - нешь , — трав а вырастетъ , вот ъ и все"... У иего древняя , дочеловѣческая мудрость , бездонно-ясна я и въ то-же врем я темна я душа лѣсного полубога-полузвѣря,—фавн а или са - тира . Онъ умѣетъ быт ь по-своему добрым ъ и нѣжнымъ. Любит ъ вс е живое , всяку ю Боягью тварь . И эта любов ь как ъ будто напоминает ъ христіанство , может ъ быть , потому , что в ъ послѣдней, безсознательно й глубин ѣ язы - чества ест ь начал о будущаг о поворот а къ хри - стіанству,—оргійно е начал о Діониса,—само - отреченія , самоуничтоженія , сліяні я человѣка съ богомъ Паномъ—Отцом ъ всегосущаго . Не слѣдуетъ однак о забыват ь не тольк о истори - ческой , но и психологическо й пропасти , отдѣ- ляюще й это первое , дико е и, если можн о такъ выразиться , языческое христіанство отъ вто - рого , культурнаг о христіанскаг о сознанія . Всли"он и и соирикасаются , то лиш ь такъ , как ъ самыя противоположны я крайност и иногд а соприкасаются . Дяд я Ерошк а отгоняет ъ ночных ъ бабочекъ , которы я вьютс я над ъ колыхающимс я огнем ъ свѣчи и попадают ъ в ъ него . — Дура , дура ! Куд а летишь ? Дура ! Дура ! Онъ приподнялс я и своим и толстым и иаль - цам и стал ъ отгонят ь бабочекъ . — Сгоришь , дурочка , вот ъ сюда лети , мѣ- ста много , приговаривал ъ онъ ігЬжным ъ го- лосомъ , стараяс ь своим и толстым и пальцам и учтив о поймат ь ее за крылышк и и выпу - стить.—Сам а себя губишь , а я тебя жалѣю". Не напоминаетъ-л и в ъ эту минут у крот - кая улыбк а дяд и Ерошк и улыбк у св . Фраи - циск а Ассизскаго ? И отъ него-ж е пахнет ъ запекшейс я кровью , может ъ быт ь не тольк о звѣриною, но и человѣческою, потому что на совѣсти стараг о „вора"—н е одно убійство . Как ъ природа , онъ и милосердъ , и жесток ъ въ одно и то-же время . Онъ самъ не чув -

мііііііііііііоіііііііііііиііімоіііііііііігаііііііііііиішм

50]