Функция, форма, образ в архитектуре

Функция, форма, образ в архитектуре

вать функционализмом) под давлением технократического мышления стал превра ­ щаться в новый тип профессиональной рутины. В ее пределах любая задача сво ­ дилась к утилитарной, при решении кото ­ рой в форму сознательно воплощался лишь минимум практической информации. В де ­ кларациях морально-этические установки не снимались, по в них вводилось прагма ­ тически суженное содержание. По-преж ­ нему говорили о правде и правдивости архитектурной формы, но за этими поня ­ тиями теперь хотели видеть лишь соответ ­ ствие визуально воспринимаемой и функ ­ ционально-конструктивной структуры. Лучшие произведения функционалист ­ ской архитектуры, как, например, Баухауз в Дессау (В. Гропиус, 1926), выходили за рамки утилитаристской концепции. Это здание со всем его комплексно запроекти ­ рованным вещным наполнением превра ­ тилось в символ, раскрывающий содержа ­ ние определенной социокультурной уста ­ новки. Метафоричность его формы яснее всего раскрывается в ансамблях вещей, наполняющих интерьеры Баухауза. Меж ­ ду отдельными предметами здесь нет та ­ ких признаков общности, как согласован ­ ность материала, конструкции и размер ­ ного модуля, нет и единого подхода к тек ­ тонике. Целое объединялось смысловой общностью метафор, связывающих мате ­ риальные формы с идеалом разумно орга ­ низованной и умеренной жизни, справед ­ ливости через рациональность использо ­ вания доступных ресурсов. На этом идеале сходились этическое и эстетическое. Еще большее место метафоричность занимает в ранних постройках Ле Кор ­ бюзье. Свой афоризм — «дом — - машина для жилья» он переводил из слэвесной формулировки в материальные структуры и зрительные образы. Изображения аэро ­ планов и океанских лайнеров неизменно присутствовали среди иллюстраций к его книгам и статьям. Их формы служили на ­ чалом цепи ассоциаций, приводивших к формам здания и его вещного наполнения.

Это не перенос в иную сферу целесообраз ­ ных технических приемов, а реализация метафоры, рожденной сценографическим замыслом образа жизни просвещенного технократа (именно в этом фантоме Ле Корбюзье видел силу, способную реализо ­ вать утопическую мечту). Принципиаль ­ ная неоспоримость методов, которые ис ­ пользуются научным мышлением, дока ­ зуемость его идей и количественная опре ­ деленность фактов, которыми оно опериру ­ ет, вызывали у Ле Корбюзье, как и у мно ­ гих художников его времени, комплекс неполноценности. Внутренние сомнения, раздвоенность побуждали то искать мате ­ матических обоснований красоты (идея «чертежа-регулятора», выдвинутая Ле Корбюзье в 20-е годы), то пытаться свя ­ зать в единую цепь человеческое и рацио ­ нально-математическое (система «Модуло- ра», которую он разрабатывал в 40 — 50-е годы). Упираясь в противоречия, которые не могут быть решены внутри самой про ­ фессиональной деятельности, западноев ропейский рационализм отказывался от жизнестроительных амбиций. Создаваемые его методами вещи все меньше рассказы ­ вали о человеке и о мире, демонстрируя лишь сами себя. Ца определенном этапе исторического развития художественной культуры это было плодотворно. Освобож ­ денные от декоративных наслоений зда ­ ния и вещи обнажили логику своих внут ­ ренних связей. Вписанные в широкий культурно-исторический контекст произ ­ ведения функционализма обретали специ ­ фическое культурное содержание, свой образ, будучи противопоставлены вялому пассеизму эклектики и сложности «мерт ­ вых языков» исторических стилей. На ка ­ кой-то момент функционализм стал отра ­ жением тенденций времени: стремитель ­ но возрастающих возможностей индустри ­ альной техники и научно-технического мышления, «излучающего» на всю культу ­ ру свою рациональность; рождающегося технократического типа сознания и углуб-

32