Архитектор Игорь Явейн. Полный каталог проектов 1923—1980

мечет кружки по столам. Ход со свечами в каких-то пещерах, отец показывает Игорю типажи немцев: «Вот тот тёмный — с юга, а этот белёсый, скалящий зубы толстяк, — ти- пичный пруссак». Сделав круг по Европе (Болгария, распадающаяся Австро-Венгрия, Германия — вне- запно обнищавшая, вся в революционных брожениях, подобных нашим), приехали в Гунгербург, на свою дачу — ту самую, с теннисным кортом и красными клёнами. Те- перь это была независимая Эстонская республика, а место называлось Нарва-Йыэсуу. О приезде туда доктора Г.Ю. Явейна с семьёй вскоре стало известно, и он неожиданно для себя получает извещение об избрании его профессором в Тарту. Затем аналогич- ные извещения приходят из Риги, столицы теперь независимой Латвии, и из одного медицинского центра в Германии. В это же время из Советской России пришло пись- мо от А. В. Луначарского с предложением вернуться в Петроград и информацией о том, что все его порядки в клинике сохранены и его ждут. Несмотря на столь длительное отсутствие, должность заведующего кафедрой терапии бывшего Императорского кли- нического института великой княгини Елены Павловны оставалась свободной, а вре- менно эти обязанности вплоть до смерти Г.Ю. Явейна исполнял его ученик, доцент Я. А. Ловцкий. Г.Ю. Явейн, видимо, колебался. Известна его фраза: «Большевики — насильники, я к ним не поеду». Были ли эти слова эмоциональным заявлением, запомнившимся сыну, или это было бесповоротное решение — сказать трудно. Так или иначе, но он не ответил согласием ни на одно из сделанных ему предложений и продолжал жить на даче в Усть-Нарве. Годы скитаний, видимо, дались ему тяжело; на последних фото- графиях он выглядит очень усталым и сильно постаревшим. 20 августа 1920 года, не дойдя нескольких десятков метров до больницы города Нарва, где он вёл приём больных, Г.Ю. Явейн скончался прямо на улице от сердечного присту- па. Врачи этой больницы, по словам его сына, «бежали со шприцами», но подоспели слишком поздно. Передавали, что последними его словами были: «Ничего, ничего, это сейчас пройдёт…» После смерти Г.Ю. Явейна семья осталась без средств к существованию. П.Н. Шишки- ной-Явейннепозволилизаниматься врачебнойпрактикойвЭстонии, иМеждународное женское движение по подписке собирало для неё деньги. Впрочем, такого рода пробле- мы возникали, решались и вновь возникали. Главным было непоколебимое убеждение Поликсены Несторовны в необходимости возвращения, потому что «русские должны жить в России». Первыми уехали мать и дочь Алла, а Игорь ещё год или полтора оста- вался в Эстонии, работал помощником литейщика и позднее, уже оказавшись в Совет- ской России, где все доказывали своё пролетарское прошлое, усмехаясь, говорил, что он тоже «подвергался эксплуатации». Как-то, по какому-то поводу вспомнил, как одна пожилая семья настойчиво приглашала его жить у них на вилле у моря и однажды он 31. Любопытна версия этой катастрофы, излагавшаяся тогда всем проезжающим. Говорили, что совсем недавно среди бела дня в бухту влетели английские катера-торпедоносцы и разнесли там всё, что смогли или что успели. Рассказывали, что английские катера приводились в движение воздушными пропеллерами, и потому артиллеристы и пулемётчики смотрели наверх, ища глазами самолёты. И только под конец группа моряков бросилась к огневым точкам у входа в бухту и уничтожила последний из уходивших торпедоносцев. Версия эта совершенно неправдоподобна, и Игорь Георгиевич передавал её как услышанную. Любой Петроградский журналист тогда знал, что Кронштадтская крепость была спланирована и оснащена так, что никакой флот, как бы он технически или количественно не превосходил русский, не мог пройти мимо острова и тем более войти в бухту. Это было подтверждено во всех войнах. Но нет дыма без огня. Крейсер «Олег» действительно получил пробоину от английского торпедоносца, но произошло это ещё в 1919 году и в открытом море, после чего сильно повреждённый корабль был отбуксирован в Кронштадт.

принял приглашение, но, проснувшись утром, увидел расстроенные и хмурые лица хо- зяев. Оказалось, что ночью к берегу прибило мину и она взорвалась, а приглашённый молодой мужчина даже не проснулся. Больше Игоря не приглашали, проблему безопас- ности и сохранности имущества в то неспокойное время он явно не решал. Возвращался И. Г. Явейн в Петроград морем через Кронштадт, где ему открылась впе- чатляющая панорама острова Котлин. Всё было разбито, из воды торчали корпуса по- лузатопленных кораблей, а в створе кронштадтских маяков лежал на боку крейсер «Олег», атакованный летом 1919 года английским торпедным катером. В его казавшем- ся огромным опрокинутом корпусе зияла большая пробоина… То было лето или ран- няя осень 1921 года, прошло всего несколько месяцев после подавления большеви- ками восстания кронштадтских моряков, кровавого штурма Кронштадта и массовых расстрелов. Всё было разорено, опустошено, дезорганизовано 31 . Игорь Явейн нередко воодушевлялся масштабными, захватывающе жутковатыми кар- тинами, переводя их в художественное переживание с непредсказуемыми ассоциа- циями и преобразованиями мысли. Увидев тогда крейсер «Олег», его мощный разо- рванный торпедой полузатопленный корпус, Игорь почему-то подумал, что если у него когда-нибудь будет сын, то имя его будет Олег. И он осуществил это, более чем четверть века спустя… Корабль с репатриантами подплывал к Петрограду, и тут к Игорю подошёл молодой человек, оказавшийся одним из бывших кронштадтских моряков, бежавших после мя- тежа 1921 года и нелегально возвращающихся домой. «Браток, — сказал он — если со мной что случится, передай это письмо родным», и незаметно отдал письмо. «Нель- зя было то письмо брать, — говорил, вспоминая эту историю, И. Г. Явейн, — ведь преду- преждали же, и не раз, что на судне с возвращающимися из-за границы всегда много соглядатаев». Моряка взяли сразу же, как он сошёл с трапа, Явейна — позднее, хотя он, похоже, успел избавиться от письма. Первым его домом на родине стал большой ан- гар, приспособленный под барак предварительного заключения.

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

«Большевики — насильники, я к ним не поеду». Г.Ю. Явейн

«Русские должны жить в России». П. Н. Шишкина-Явейн

Игорь Явейн никогда не высказывал сожаления о том, что вернулся в Россию, и ника- кого другого пути для себя просто не мыслил. «Поеду к своим сволочам», — вспоминал он слова одного нашего крупного учёного (фамилия не запомнилась), отказавшегося от заманчивых предложений за океаном 32 .

32. Кстати, именно такая позиция отличала дореволюционное поколение нашей интеллигенции, людей, свободно владевших языками, подолгу живших в Европе и чувствовавших себя там, как дома, но воспринимавших невозвратный отъезд из России как жизненную катастрофу и готовых отказаться от очень многого, лишь бы остаться в России. Полную противоположность им в этом смысле являли советские интеллигенты 1970-х годов. Они, по большей части, не знали языков, не бывали никогда прежде на Западе, но готовы были многим рискнуть и от многого отказаться, лишь бы оказаться там.

26 27