Архитектор Игорь Явейн. Полный каталог проектов 1923—1980

хоже эти «Десять дней, которые потрясли мир» он просто не заметил, хотя жил в Пе- трограде недалеко от пересечения Знаменской площади (ныне площадь Восстания) и Невского проспекта. Первое упоминание о новых реалиях и перспективах больше- вистской власти встречается в рассказанном им эпизоде собрания гостей на квартире Явейнов на рубеже 1917–1918 годов. В тот вечер все говорили о том, сколько ещё этот бред в стране может продлиться: неделю…? две…?И вдруг молчавшая до этого Буся (так близкие звалиШишкину-Явейн) как-то особенно веско произнесла: «А по-моему — это надолго!». Все примолкли, но после паузы заговорили: «Как это надолго! А насколько надолго? Месяц? Два?». «Может быть и дольше», — ответила Буся и повторила с ударе- нием: «По-моему — это надолго» … Оказалось, что очень надолго… События раскручивались, складывавшаяся столетиями жизнь летела кувырком, и для каждого отдельного человека становилась непредсказуемой. Вот один расска- занный (точнее, пересказанный) отцом эпизод, как будто из фильма. Очень молодой человек из большого тогда клана Явейнов-Шишкиных (сейчас уже не вспомнить кто), недавний выпускник морского училища шёл по мосту в Выборге. Стоявшие на мосту революционные моряки хватали всех проходящих офицеров. Мешок на голову, ка- мень на шею и в воду. Схватили… подвели к массивному возрастному «Вожаку», тот посмотрел и изрёк: «Молодой ещё… Оставить на разводку!». Отец с улыбкой заключал: «А ведь мудр был старый революционный вожак, понимал, что офицеры ещё понадо- бятся». Правда «разводка» не случилась: мальчик пропал где-то в другом месте… Фраза «Оставить на разводку» стала в семье нарицательной. Оставаться в Петрограде становилось опасно. Ещё раньше было решено отправить бабушку Варвару Сильвестровну (вдову Нестора Шишкина) вместе с детьми подаль- ше от стрельбы в Крым — черноморский рай, где на дачах у моря летом традиционно жили многие родственники и знакомые. Дети с бабушкой переехали на юг через всю страну, но тут началась гражданская война 26 , в которой Петроград и Юг России оказа- лись не просто по разные стороны границы, а по разные стороны фронтов, в странах, непримиримо и жестоко воюющих друг с другом. Впрочем, на юге власть часто ме- нялась, так что фронты могли исчезнуть в одном месте и появиться в другом. Роди- тели, бросив всё, устремились на юг спасать детей. Об их проезде сквозь зоны бое- вых действий и безвластия до нас дошёл один эпизод, пересказанный потом Игорем. Поезд остановлен вооружённой бандой. Идёт грабёж. Георгий Юльевич, как всегда, в неизменном костюме из английской шерсти, а в кармане жилетки большие золотые швейцарские «мозеровские» часы на цепочке. «А часики придётся отдать», — говорит бандит. «Я врач, — отвечал Георгий Юльевич. — И мне нельзя без часов». Бандит часы вернул… 27 Добрались родители как раз вовремя. В Крыму Варвара Сильвестровна с детьми оста- валась уже практически без средств к существованию. Она, как и очень многие, тогда просто не в состоянии была понять, что происходит и что может произойти вскоре. Де- нег уже не было, а она продолжала варить по два обеда в день, кормила всю округу, раз- давала подарки: «Жорж же знает!? Он пришлёт»… 26. Видимо, многие тогда специально уезжали из обеих столиц, чтобы пересидеть революционные катаклизмы в тихих отдалённых углах огромной страны, а в результате нарывались на ещё более дикие события и бедствия. Подобная ситуация вошла, например, в сюжет романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго». 27. Стетоскоп и большие карманные часы с секундной стрелкой для измерения пульса были в то время своеобразными знаками врача. Часы эти сохранены семьёй и не так давно переданы матерью архитектору Н.И. Явейну.

Время гражданской войны на юге страны — время частой смены властей, неожидан- ностей и бедствий 28 . Видимо, это было некое особенное, переломное, насыщенное невероятными событиями время (возможно, с этим временем совпал и особенный возраст становления личности самого Игоря), во всяком случае, от других периодов его жизни (включая Великую Отечественную войну, блокаду Ленинграда и прочее) та- ких воспоминаний осталось мало. Происходили чудовищные вещи, но когда художник вспоминает, он описывает не сам ужас (и тем более не смакует его), он даёт картины возникающей в таких условиях жизни в её сложности, своеобразии, парадоксальности, даже несуразности и, вместе с тем, в её неожиданной красоте. Пересказанные ниже эпизоды могут иметь свою забавную сторону и излагались они с ноткой поэтической иронии, иногда как парадоксы. Стиль изложения отдельными фразами и отрывочны- ми картинками максимально приближен к манере И. Г. Явейна неожиданно нечто вспо- минать, а иногда в этом стиле дословно звучит его речь с той лишь разницей, что отец никогда не излагал историю страны и нет никакой последовательности в его рассказах. Просто по тому или иному поводу отец мог вспоминать что-либо из прошлого и ком- ментировать то, что вспомнил. Такие отрывочные словесные зарисовки мы воспроиз- водим по нашим записям или по памяти, расположив их в хронологическом порядке событий. Получается что-то вроде истории гражданской войны в этих местах в избран- ных эпизодах и отрывках. Крым начала ХХ века, дворцы, петербургские дачи, а невдалеке — аулы, минареты, пля- жи на европейский манер, дамы, кавалеры и там же — купание гарема: подъезжает вереница повозок с женщинами, которые в полном облачении (шаровары, чадра и т. п.) с громкими визгами лезут в воду 29 . Штурм одного из татарских аулов большевиками Игорь наблюдал, подобравшись к ме- сту схватки очень близко. На аул по узкой дороге в гору двигается броневик, за ним — колонна красноармейцев. Татары сверху кидают камни и стреляют, стремясь отсечь пехоту от броневика. В какой-то момент броневик упирается в наваленную перед ним груду камней и останавливается. Тогда камни летят уже за броневик и за ним тоже вы- растает груда, теперь уже и задний ход невозможен. Только после этого камни полетели на броневик, среди них большие глыбы; удары сильные, вмятины серьёзные. Экипаж выскакивает и пытается спастись бегством, по нему стреляют и кидают камни, люди падают… Татары с торжествующими криками волокут броневик в аул и устанавливают там как памятный трофей. Голод, тиф. Тяжело заболевает сестра Игоря Алла. Есть возможность покупать молоко, но далеко, на окраине. Пройти туда нереально, прохожих грабят. Игорь мажется грязью, одевается в грязное рваньё, ещё декоративно рвёт его и отправляется в путь. Потом он говорил, что люди, видевшие такого страшного долговязого парня, переходили на дру- гую сторону улицы. Как раз в это время открылась возможность вернуться в Петроград и прервать лишения. Г.Ю. Явейна с семьёй пригласили от имени А. В. Луначарского в специально сформированный поезд. Но вопрос этот даже не обсуждался — больная тифом Алла была не транспортабельна. 28. И.Г. Явейн был современником тех событий и его представления о них складывались из личных впечатлений, газет, рассказов, слухов и т.п. В советские времена краткие рассказы отца даже у его детей вызывали, мягко говоря, недоумение и недоверие даже просто в связи с общеизвестными фактами: чудно как-то было слышать, что Корниловского мятежа на самом деле не было, а знаменитая оборона Царицына закончилась взятием города Добровольческой армией Деникина. 29. Приезжая в Крым в 1950–1960-е годы и позднее, Игорь Георгиевич не однажды выражал сожаление о том, что нет больше крымского пейзажа с аулами и минаретами, без которых Крым утратил свой характер и колорит.