Архитектор Игорь Явейн. Полный каталог проектов 1923—1980

Выходя замуж, Поликсена Несторовна (Буся) демонстративно не поменяла фамилию, а взяла двойную. Но И. Г. Явейн вспоминал, что, когда отец с матерью поехали во Фран- цию, оказалось, что уже известную в Европе поборницу женского равноправия зовут даже не по фамилии мужа, а по его имени— «мадамЖорж». Она не возражала, воспри- нимала это весело и любила вспоминать. Внезапная смерть мужа была для неё страшным ударом, она никого не подпустила к его телу и сама, как врач, провела вскрытие. Шёпотом передавали её страшные сло- ва: «Уж лучше бы кто-нибудь из детей…». Заспиртованное сердце мужа хранила до кон- ца своих дней. Она была ещё достаточно молода, но о замужестве, само собой, не мог- ло быть и речи. Вернулась из эмиграции в Советскую Россию, работала одновременно в нескольких больницах, помогая своим детям. Пережила блокаду Ленинграда и умер- ла в 1947 году. Между тем во всех источниках председательница Всероссийской лиги равноправия женщин позиционируется как светская женщина самых прогрессивных взглядов. Нельзя даже было предположить, что в ней заключалась такая архаическая страст- ность. И как всё это не похоже на наши представления о типе прогрессистских эманси- пированных женщин ХХ века. Демократическое фрондёрство и имперское сознание. И. Г. Явейн вспоминал, как его отец, вернувшись домой после какого-то чествования с награждениями, небрежно бросил на стол только что полученные им ордена. Демократическое фрондирование против императорской власти и империи, как и своеобразное «богоборчество», было частью его жизненной позиции и поведения. Но вот, окунувшись в революцию и граж- данскую войну, он, не приняв большевизма, оказался в эмиграции в Германии и там узнал о наступлении Красной армии на Баку. Его реакция оказалась противоположной той, которую от него ожидали: «Ну что, большевики?! Сколько кричали: “Самоопреде- ление наций! Самоопределение наций!”. А как пришли к власти, поняли, что России нефть нужна, что Россия без нефти не может! И правильно!». Сын с некой смесью удив- ления и восторга пересказывал эту его реакцию и его слова 20 . Вообще лозунг «само­ определение наций» произносился с лёгкой брезгливой иронией. И. Г. Явейн вспоми- нал то ли лубок революционных лет, то ли просто анекдот или шутку, но озвучивалась эта картинка так: «Стоит вдребезги пьяный мужик, его мутит и вот-вот вырвет. Рядом бабушка говорит внуку: “Отойди! А то он вот-вот начнёт самоопределяться…”». И. Г. Явейн, хотя и не без иронии, с лёгкой улыбкой, но сочувственно сообщал о нашу- мевшем в годы гражданской войны ответе генерала А. И. Деникина на рапорт о том, что его приветствуют представители правительства Эстонской республики: «Я не знаю Эстонской республики, я знаю Эстляндскую губернию». Игорь Георгиевич утверждал, что большевики, наступая на армию Деникина, поворачивались незащищённым ты- лом к прибалтам и полякам, которые в той схватке желали красным победы, а белым— разгрома. Так что, по Явейну, кто там чей был союзник — ещё большой вопрос. И вооб- ще его чувства и предпочтения времён гражданской войны оказались сложнее, чем это представлялось раньше. 20. Даже к вызывающему решительно у всех в его окружении прямо-таки неистовое возмущение расстрелом царской семьи с наследником престола он отнёсся неожиданно рассудительно: «За этим мальчиком, как за знаменем, могли пойти огромные толпы…». Нет, он, конечно, не оправдывал большевиков, но не считал их жуткий поступок чем-то исключительным: с детьми, имеющими права на корону, но оказавшимися не у власти и без защиты, так, увы, поступали «на всякий случай» много раз и не только в России.

Для детей И. Г. Явейна более чем странное, а в советские времена просто невозмож- ное, слияние демократического и русского имперского сознаний запечатлелось в од- ной запомнившейся фразе. В 1960-е годы много писали о «братаниях» с противником, о массовом бегстве с фронтов и вообще о той откровенной неохоте, с которой русские вели Первую мировую войну. На этом фоне неистовый героизм нашего народа в Вели- кую Отечественную войну манифестировался как продолжение революционного эн- тузиазма, охватившего народ после 1917 года. В массовом сознании это было чем-то само собой разумеющимся. Тем более неожиданно прозвучали тогда слова Игоря Ге- оргиевича: «Брось… какая революция… тысяча лет русской государственности». Мы, его дети, тогда даже не очень-то понимали: «О чём это он?» 21 . Игорь Георгиевич Явейн был архитектором до мозга костей. Видел, понимал, чувство- вал окружающий мир как архитектор. Все жизненные ощущения, даже, казалось бы, не относящиеся к архитектуре, он перерабатывал в своём творчестве. Без преувеличения можно сказать, что всё созданное им обусловлено не только решением определённых архитектурных задач, но и как бы аккумулирует его жизненный опыт, несёт печать его личности. Внутренние основы, истоки и генезис именно этого опыта и этой личности мы и пытаемся здесь показать. Детство архитектора Игоря Явейна пришлось на время, которое позднее назовут «Се- ребряным веком» русской культуры, и в семье Явейнов больше всего боялись, что дети могут, как тогда говорили, «пресытиться», вырасти томными, разочарованными интел- лигентами. Спартанское воспитание — одна из констант жизненного уклада Явейнов. За границу детей не вывозили. Только один раз в какую-то из поездок на медицинские конгрессы в Европу Георгий Юльевич взял с собой семью; пятилетний Игорь и его ше- стилетняя сестра Алла путешествовали вместе с родителями по Франции. До конца жизни архитектор И. Г. Явейн утверждал, что помнит и Париж, и Нормандию, и всю уви- денную в той поездке архитектуру в деталях. Никто тогда не мог предполагать, что эта поездка во Францию окажется в жизни Игоря Георгиевича первой и единственной. Планировалось большое кругосветное путешествие по достижении детьми шестнад- цатилетнего возраста, но революция, увы, началась раньше. 1 августа 1914 года Германская империя объявила войну Российской империи. Патри- отическое возбуждение первых дней. Разгром всего немецкого. В Петербурге сброси- ли замечательных бронзовых коней со здания германского посольства — единствен- ного творения великого Петера Беренса в России. С досадой вспоминал И. Г. Явейн также о том, что в Москве при разгроме немецкой типографии безвозвратно погиб пе- чатавшийся там четвёртый том Истории Русского Искусства под редакцией И. Э. Граба- ря — издания, имевшего исключительное значение для русской культуры. Не однажды обсуждал И. Г. Явейн и обстоятельства вступления России в войну с Герма- нией в 1914 году. Вопрос о том, что нельзя было сдавать сербов, что бы за этим ни по- 21. И.Г. Явейн всегда сторонился каких-либо однозначных определений, но если попытаться своими словами сформулировать его представления о России и СССР, то получится, что Советский Союз всегда был для Явейна не государством, а формой правления, каких много было на протяжении русской истории, и наследовали Советы не империю, а республику, возникшую после февраля 1917 года. Хотя,таких прямолинейных формулировок и раскладов даже родные от него, конечно, никогда не слышали. Этого он не любил. РЕВОЛЮЦИЯ И ЭМИГРАЦИЯ