В защиту искусства

в своем смутном стремлении бросает в лицо пустопорож ­ ним денежным тузам, этим смертельным врагам настоящего искусства. Все это можно вполне хорошо оценить с историче ­ ской точки зрения. Но нельзя не протестовать, когда захирелые условия жизни, в которых вынуждено существовать искусство в умирающем обществе, прославляются как возможности жизни еще небывалого искусства, когда отворачивание от великих во ­ просов исторического прогресса культуры чествуется как необ ­ ходимая предпосылка «чистого искусства», когда плоское под ­ ражание природе, отвергавшееся всяким крупным творческим художником, провозглашается как революционизирующий мир принцип искусства, когда современные пролетарии обвиняются в эстетической грубости только потому, что они хотят видеть в искусстве не смрад и грязь, а, согласно меткому выражению Шлайкиера, «праздничный блеск свечей» в согласии с естест ­ венным, то есть исторически данным, настроением класса, ко ­ торый уверен в своей победе и бодро взирает на будущее. Правда, современному натурализму ставится в похвалу и социалистическая черта, но, поскольку это утверждение верно, оно подтверждает внутреннее родство натурализма с романти ­ кой. Идеологических историков литературы немало смущало то обстоятельство, что романтики были средневеково-реакционны и, несмотря на это, отличались вместе с тем в известной степени свободомыслием; с историко-материалистической точки зрения само собой, так сказать, следует, что феодально-романтическая школа поэтов не могла существовать в первые десятилетия XIX столетия без изрядного придатка буржуазной культуры. Это уже и потому была безусловная необходимость, что фео ­ дальный мир под напором буржуазии собирал свою силу и за ­ щищался против превосходящих сил врага при помощи оружия, которое он заимствовал у этой же буржуазии, наподобие того как краснокожие пускали в ход против белых огнестрельное оружие, что, правда, замедлило, но не задержало их безнадеж ­ ное вымирание. Достаточно перенести это отношение между феодальной романтикой и буржуазной освободительной войной на современные условия, чтобы сейчас же понять, чем объяс ­ няется социальная черта буржуазного натурализма. Буржуаз ­ ные натуралисты настроены социалистически, как феодальные романтики были настроены буржуазно, не больше и не меньше, но при всех своих бесчисленных экспериментиках они с самой опасливой осторожностью избегают всякого художественного изображения, которое имеет хотя бы отдаленное отношение к пролетарской освободительной борьбе. Именно в этом заключается их беда, и часто высказывав ­ шаяся раньше и мною выражавшаяся на страницах нашего жур ­ нала надежда, что они все в большей и большей степени бу ­ дут усваивать себе художественное понимание современного ра ­ бочего движения, исчезает тем основательнее, чем глубже мы 91