В защиту искусства

исследуем их деятельность. Но как раз то, в чем приходится от ­ казать современному натурализму, если рассматривать его с ис ­ торической точки зрения, идет его носителям лично только на пользу. Было бы совершенно несправедливо объяснять их огра ­ ниченную позицию по отношению к пролетарской классовой борьбе трусливостью, расчетом, себялюбием или другими по ­ добными некрасивыми мотивами — они в этом пункте остаются верны себе, и от них нельзя ничего больше требовать. Через пропасть, лежащую между ними и современным пролетариатом, нельзя перебросить мост, и, если бы они даже могли перепрыг ­ нуть через свою тень, если бы они даже хотели сблизиться с ра ­ бочим классом, эта песенка закончилась бы старой жалобой на неблагодарность рабочих. Было бы нелепо обвинять современ ­ ных пролетариев в эстетической отсталости или в чем-либо по ­ добном только потому, что им больше нравится наша классиче ­ ская литература, литература подъема, чем современный натура ­ лизм, литература упадка. Еще более нелепо думать вместе с глу ­ бокомысленным историософом Паулем Бартом, что современное рабочее движение не знает идеала, потому что не создало еще ни одного настоящего художественного произведения, но все же до известной степени верно, что у класса, чья способность по ­ знания и желания так прочно и сильно напряжена, как у сов ­ ременного рабочего класса, эстетическое созерцание вещей от ­ носительно отступает на задний план. И здесь тоже сохраняет свое значение старое положение: звон оружия заглушает пение муз. Другими словами: если опускающаяся буржуазия не может уже больше создать великое искусство, то поднимающийся рабо ­ чий класс еще не может создать великое искусство, хотя бы в глу ­ бинах его души жило горячее стремление к искусству. <...> Но чем менее возможно, что из пролетарской классовой борьбы разовьется новая эпоха искусства, тем несомненнее, что победа пролетариата положит начало новой эпохе искусства, более благородного, более великого, великолепного, чем когда- либо видели человеческие очи. Если эстетическое наслаждение состоит в свободном и спокойном созерцании вещей, то оно раз ­ вернется в наиболее чистой и высокой форме лишь тогда, когда исчезнут «постыдные следы рабской службы», которые были за ­ печатлены в «нашей искалеченной природе» рабским трудом нескольких тысячелетий, когда человеческий род «сможет раз ­ вернуть свободный рост своей человечности». Только уже из-за этих глубоких пророческих слов мы не дозволим, чтобы осы ­ пали руганью нашего Шиллера. Пусть буржуазия в своем стар ­ ческом самомнении воображает, что, только потому что она должна умереть, должно умереть и искусство, но мы питаем твердую уверенность, которую питали и все великие худож ­ ники, — уверенность, что последний поэт покинет этот мир только вместе с последним человеком, уверенность, которую ве ­ 92