В защиту искусства

который нетерпеливо расшатывал капитал, стремившийся к экс ­ пансии; в эпоху, отмеченную, с одной стороны, картелями и трестами, а с другой — международным рабочим движением, совершенно выцвели флажки пограничных столбов между от ­ дельными странами; капитал создал новую касту, царящую над Европой, и эта каста по своему существу с ног до головы вык ­ роена по одному шаблону и совершенно одинакова и в Лондоне, и в Риме, и в Мадриде, и в Москве. Ее немецким философом стал Ницше. Во «всемирно-исторической миссии прусской дер ­ жавы» он видел только «политику интермедии»; он издевался над мнимым величием тех государственных людей, которые су ­ жали дух народа и делали «национальным» его вкус; он высмеи ­ вал «политиков с близоруким кругозором и с быстрой рукой», которые воздвигали «между народами безумие национально ­ стей». Но он думал совсем не о других народах, не о «стадных людях Европы», которые делали вид, будто они — «единственно дозволенная порода людей», и которые свои собственные ка ­ чества — «общительность, благодушие, снисходительность, тру ­ долюбие, умеренность, скромность, осторожность» — провозгла ­ шали подлинно человеческими добродетелями. Он восхвалял одиночек, сверхчеловеков, свободных людей, благородные души, которым «эксплуататорский характер» так же свойствен, как свойственны жизни органические функции. Они живут «по ту сторону добра и зла» и считают «совершенно справедливым», когда другие существа приносят себя им в жертву. Об испор ­ ченности можно говорить в тех случаях, когда аристократия жертвует своими привилегиями ради чрезмерно развитого мо ­ рального чувства; «существенной особенностью хорошей, здоро ­ вой аристократии является то, что она без всяких укоров совести принимает жертвы огромного множества людей, которые ради нее должны подвергаться угнетению и становиться неполноцен ­ ными людьми, рабами; орудиями». И так далее. Ницше был не только глашатай, но и жертва крупного капитала. Этот тонкий и богато одаренный ум с отвращением и ужасом созерцал без ­ граничную нищету, порождаемую капитализмом; но он был отягчен наследственной болезнью, вырос в роскоши, был изба ­ лован и заласкан женскими руками; понятно, что в сегодняшней нищете он не мог узреть надежду дня завтрашнего и потому су ­ дорожно искал разумного оправдания крупного капитала. Это, конечно, должно было погубить его собственный рассудок и, к сожалению, действительно погубило его в самом буквальном смысле слова. А наемные писаки той самой буржуазии, которая некогда называла Лессинга своим первым, передовым борцом, провозглашают сумасшедший бред этого бедного больного пос­ ледним словом земной мудрости. <...>

Меринг Ф. Легенда о Лессинге. — Лите ­ ратурно-критические статьи в 2-х т., т. 1, с. 467 — 469. 81