В защиту искусства

тоже, вместо того чтобы протестовать против войны как измены делу цивилизации и человечества и призывать ослепленные на ­ роды к миру, лили масло в огонь, в слепом фанатизме раздувая пламя, в котором сгорели ценнейшие завоевания культуры; они сделали открытие, что возвышеннейшим культурным подвигом, благороднейшим проявлением человеческой добродетели яв ­ ляется война! Немецкий профессор, — для какой только под ­ лости не найдется немецкого профессора? — имя его Иегер — «научно» установил это в особом, конечно, весьма ученом рас ­ суждении, завершавшемся такой фразой: «Чем больше сумма труда, затрачиваемая государством на мобилизацию, тем больше сумма проявляемых добродетелей» L Сие является лишь довольно тяжеловесным пересказом следующего положения: массовое убийство — величайшая добродетель. Чем больше масс захватывает массовое убийство, тем больше добродетели; чем лучше подготовка массового убийства, тем добродетельнее государство! И заметьте: то не было одиночным проявлением больного мозга — о нет, то было лишь выражением общерас ­ пространенного и господствовавшего настроения, лишь отточен ­ ной формулировкой кровавого безумия, проповедуемого пуб ­ лике всей нашей прессой — за редчайшими исключениями — изо дня в день. Пресса, этот «фокус духовной жизни нации», этот «маяк права и истины», как воображают добродушные фантазеры, сделалась горящей головней, грозящей испепелить цивилизацию и погубить всякого, кто посмел бы не одобрить эти позорные оргии народной ярости. «Народ мыслителей» по ­ забыл, что действие, отличающее человека, — мышление; поза ­ был, что в животной борьбе человек уступает животному; поза ­ был, что в смысле боевой доблести, ставшей вдруг высочайшей целью человечества, пес и вол превосходят храбрейшего из людей. И разве не пришлось нам дожить до того, как «ареопаг» новорожденной Германии, «совет благороднейших и лучших» из нашего народа, выступил против немногочисленных своих членов, не поддавшихся свирепствовавшему бредовому помеша ­ тельству, дойдя до таких действий, которые казались бы невоз ­ можными «в образованном обществе», которые в обычное время недопустимы в последнем кабаке! Ведь отброшено было прису ­ щее даже дикарям почтение к старости и оскорблены были седины человека, личное достоинство которого безупречно, ка ­ кого бы мнения ни придерживаться относительно его политиче ­ ских взглядов, и единственным преступлением которого было то, что он не пожелал в момент всеобщего безумия изменить заветам целой жизни 1 2 . 1 Господин Лассон, прусский учитель гимназии, недурно подготовил для этого почву своим пресловутым докладом о благах войны. 2 Я имею в виду неслыханную грубость по отношению к профессору Эвальду. Ни ­ когда в жизни я не видел ничего столь возмутительного и отвратительного. Об ­ разцовых представителей народа я гораздо меньше осуждаю за то, что они потря ­ сали кулаками по адресу Бебеля и моему и угрожали нам побоями. 41