В защиту искусства

Мотовство, щегольство, иногда безвкусная, беззубая, сама себя повторяющая сентиментальность, иногда притворная, бу ­ дуарная ласковость, иногда стариковская, тщеславная, напуд ­ ренная и раздушенная чувственность, барабанный, сухой, как официальная бумага, патриотизм — вот что дает та выставка нарядности, к которой сводится «правый» Салон. <...> Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве в 2-х т., т. 1, с. 333 — 338. Экспрессионизм <...> Война и разгром вызвали огромный душевный надлом в интеллигенции Германии, тем более что эта война и этот разгром легли страшно тяжело на интеллигенцию вообще, а на художников в особенности. Первый период послевоенной немецкой живописи шел под знаменем чистого экспрессионизма. Кто же это такие — экс ­ прессионисты? С внешней стороны как будто похоже было на кубофутури- стов. Они так же, как и французские их собратья, провозгла ­ шали независимость от внешней действительности. Художник, по мнению экспрессионистов, не должен быть рабом действи ­ тельности, не должен отражать ее, он должен выражать себя самого, свою личность, выбрасывать на полотно вулканическое содержание своих духовных недр. Но вот тут-то и разница. У французских кубофутуристов никакого внутреннего лирического содержания нет, потому что они, так сказать, играют в кубики или устраивают красочные фейерверки, стараясь достичь наивысшего совершенства в этом виртуозничании. Немецкий же художник кричит о том, что болит в его душе. Однако, несмотря на свое стремление к содержательному ис ­ кусству, экспрессионисты лишь в редких случаях поднимаются до общественно значительных сюжетов. Субъективизм их так силен, что и содержание и форма мельчают. В сущности, на них лежит печать эпохи распада не меньше, чем на кубистах. Не связанный подражанием действительности, немецкий экс ­ прессионист часто до крайности невразумителен, рисунок его стерт, краски ярки, но расплывчаты, образы туманны и сим ­ воличны. Картины представляют собою продукты внутреннего страдания, часто по-интеллигентски преломляющегося в иска ­ ние бога и в пророчество о потустороннем. Экспрессионисты настойчиво утверждают, что художник должен быть пророком, что художник есть человек глубинного содержания и его картина есть проповедь, но проповедь особая, непосредственно потрясающая чувство. Но что же, собственно, проповедовать? Куда же, собственно, звать? 372