В защиту искусства

какой идеи. Были попытки создания математических картин, геометрических картин, но это решительно никого не убеждало. Это были все же бестенденциозные вещи; не было никакого идейного стержня, вокруг которого можно было организовать материал. Художник жертвует частностями целому. Надо ведь собою жертвовать государству, его целям. Но ведь это государство защищает власть меньшинства. Как это оправдать? Неизвестно. Где взять возвышенные идеи и волнующие чувства, которые могли бы послужить основой организации? Негде. Для буржуа ­ зии доступны только такие организации, как казармы, как студенческие корпорации, которые не тем велики, что цель хорошо поставлена, а которые гордятся самой дисциплиной как таковой, — это является объяснением того, что организующие школы, что школы, направившиеся от анархо-импрессионизма к конструктивизму, пошли по линии беспредметного конструк ­ тивизма. Ведь дать внутреннюю структуру вещей — тем, что сломать их, показать вещь одновременно с разных сторон, — значит просто произвести с ней манипуляции чисто формального характера. На самом деле внутреннюю сущность гитары пре ­ красно знает мастер, который ее делал, лучше, чем Пикассо, который ее разобьет, покажет ее в щепочках, в разложенном виде на своей картине. Но что же дальше? Никакого живого чувства и никакой живой идеи у них не было, а только внутреннее сознание необ ­ ходимости организоваться и организовать мир. Несколько слов об итальянском футуризме. Футуризм от ­ вечал буржуазии же, буржуазному культурному перевороту. Поскольку буржуазия пошла на быструю смену впечатлений, пошла на то, чтобы быть на уровне своих машин и своей машинной культуры, чтобы создать себе здоровое тело и вы ­ носливые нервы, постольку ей нужен был внутренний бодрый тонус. К черту декадентство и кладбище, будем радоваться жизни, непосредственно ловить момент, какой наша лихорадоч ­ ная жизнь дает! Буржуазия все перевернула на внутреннее брио 1 , захотела, чтобы все вертелось внутри колесом, как сна ­ ружи. Если бы у человека была идея, то он не паясничал бы, не делал бы фейерверка из любых предметов, красок и различ ­ ных кусков, а он придал бы всему этому движению какую-то гармонию. Но даже в самой литературе, если возьмете Мари ­ нетти, увидите, что произведения его совершенно бессодержа ­ тельны и стремятся к заумничанью, потому что этим писателям приятно, как эта заумь звучит, чтобы это было дебело, грубо: «Дыр-бул-щыр», чтобы это было здорово, чтобы это противо ­ речило всему сладкоежству, которое перед тем доминировало, чтобы, так сказать, читатель настраивался не на тот минор,

1 Порыв, восторг (от итал. brio).

350