В защиту искусства

теперь совсем уходить в эту сторону и стремится пролить в эту форму всего себя. Но это только другие ветви все того же признания, все того же лозунга «прочь от содержания», а этот лозунг есть отраже ­ ние в сознании людей уже наступившего отсутствия содержания. Не в том дело, что люди говорят: помилуйте, какого вам надо содержания, художественное произведение налицо, и все тут. У меня-де много идей, чувств, которые можно бы внести в му ­ зыку или поэзию, в живопись или в скульптуру, но когда я под ­ хожу к мольберту, к художественно-творческому акту — это все ненужная вещь. Но на самом деле никаких идей и никаких чувств у них нет, и все их теории подобны рассуждениям ли ­ сицы, которая находила, что виноград зелен. Эта аналогия напрашивается в отношении к человеку, который презрел содер ­ жание и забыл, что художник есть творец в области идей и эмо ­ ций, а рассуждает так, как крот, который не старается смот ­ реть, потому что у него все равно нет глаз, или домашняя утка, которая не хочет летать, потому что у нее крылья атрофированы. Современная интеллигенция в творческом искусстве в массе своей, в особенности в области изобразительных искусств, ли ­ шена содержания. Совершенно ясно почему. Потому что изжили свое содержание самые основные классы, на которые интелли ­ генция опиралась, — крупная буржуазия и мелкая буржуазия. Почему крупная буржуазия изжила свое содержание, это всем ясно. Она могла грабить миллионы к миллионам, она могла дальше вести свою нагромождающую нуль к нулям политику, но защищаться идеологически ей было нельзя. Исключения всюду есть — было несколько поэтов, главным образом в наше время империалистической войны, которые пытались встать на защиту капитализма, как де Кюрель, который доказывал, что капитализм — это лев, а пролетариат — это шакал, который пользуется остатками от пиршества льва. Но это была такая че ­ пуха, что самим сторонникам буржуазии ясно было, что так можно только скомпрометироваться. Или когда Ницше при по ­ мощи перегонки феодальных чувствований косвенно поддержи ­ вал мегаломанию 1 буржуа, выдвигая своего сверхчеловека. Это уже совершенный скандал, потому что нельзя же думать, что в личности отшельника Заратустры, витающего над радостями и горестями жизни, можно оправдать толстого банкира, который едет наслаждаться в столичные рестораны и публичные дома за счет рабочих и людей, ограбленных им на бирже. Из такой аналогии ничего не выходило. Нельзя сказать, чтобы капитализм не был иногда возвеличен. Возьмите такого поэта, как Верхарн, который стоит в стороне от отживающего искусства, ближе к пролетариату. Верхарн в своем «Банкире» создает грандиозный образ капиталиста; он полагает, что бан-

Манию величия.

340