В защиту искусства

Само собою разумеется, что если нет бога, то между чело ­ веком и богом нет другой связи, кроме той, которая, сущест ­ вует между человеком и его вымыслом. Но в этом «выводе» как таковом нет ничего страшного. Почему же его так боится г. Мережковский? Наш автор отвечает: «Этот догматический позитивизм (потому что у пози ­ тивизма есть тоже своя догматика, своя метафизика и даже своя мистика) неизбежно приводит к догматическому мате ­ риализму: «Брюхо в человеке — главное дело. А как брюхо спокойно, значит, и душа жива, — всякое деяние человеческое от брюха происходит». Утилитарная нравственность — только переходная ступень, па которой нельзя остановиться между старою метафизическою моралью и тем крайним, по неизбеж ­ ным выводом, который делает Ницше из позитивизма, — от ­ кровенным аморализмом, отрицанием всякой человеческой нравственности. Интеллигент не сделал этого крайнего вы ­ вода потому, что был удержан от него бессознательными пере ­ житками метафизического идеализма. Босяка уже ничто не удерживает; и в этом отношении, так же как и во многих дру ­ гих, он опередил интеллигента: босяк — откровенный и почти сознательный аморалист» 1 . Здесь под догматическим позитивизмом г. Мережковский понимает собственно материализм: ведь известно, что позити ­ визм новейшего толка (позитивизм Маха, Авенариуса, Пет ­ цольда) отрицает механическое объяснение природы. Поэтому я и могу ограничиться рассмотрением того, в какой мере при ­ менима к материализму мысль, заключающаяся в только что приведенных мною строках г. Мережковского. А едва возни ­ кает передо мною этот вопрос, мне вспоминаются следующие слова Энгельса, бывшего, как известно, одним из самых заме ­ чательных материалистов XIX столетия. «Под материализмом, — говорит он, — филистер понимает обжорство, пьянство, тщеславие и плотские наслаждения, жад ­ ность и скупость, стремление к наживе и биржевые плутни, — короче, все те грязные пороки, которым он сам предается втайне. Идеализм означает у него веру в добродетель, лю ­ бовь ко всему человечеству и вообще «лучший мир, о котором он кричит перед другими и в который сам начинает веровать разве лишь тогда, когда у него болит с похмелья [голова] или когда он обанкротился, словом, когда ему приходится пережи ­ вать неприятные последствия «материалистических» излишеств. Любимая поговорка филистера гласит: что такое человек? — полузверь, полуангел» 1 2 . Этими словами Энгельса я хочу сказать совсем не то, что г. Мережковский лишь изредка бывает расположен к идеа ­ лизму, то есть что он лишь изредка верит в добродетель, любит

1 Грядущий хам. с. 61 — 62. 2 Людвиг Фейербах. Спб.» 1906, с. 50.

I7S