В защиту искусства

им только нарушить верность природе, утратить под ногами эту материнскую почву всякого искусства. Некое среднее место занимают бельгийско-голландский и итальянский отделы. С одной стороны, в них все еще ощу ­ щаются мощные традиции великого искусства, с другой — хотя различие между социальным положением классов достигло в этих странах уже очень большой остроты — политическая борьба классов носит там все еще в известной мере скрытый характер и поэтому не породила еще той упорной и коварной подозрительности, благодаря которой любое правдивое изобра ­ жение рабочей среды преследуется как призыв к борьбе на бар ­ рикадах; и, наконец, есть несколько бельгийских и итальянских художников, которые действительно осмелились снести преграды, воздвигнутые капитализмом, и написать и изваять современных пролетариев такими, какие они есть. Мы подразумеваем здесь вовсе не акварель Аугусто Корелли «Предательство» — хотя она является гвоздем выставки и прекраснейшим произведением среди многих прекрасных произведений итальянского отдела, — ибо в качестве иллюстрации к старой истории, которая вечно остается новой, картина эта еще полностью принадлежит мелко ­ буржуазному романтизму. Значительно ближе к реальности не ­ которые изображения деревенской жизни: «Пахари в Энгандине» Джованни Сегантини и, прежде всего, бронза Акилле д ’ Орси «Proximus tuus» («Твой ближний»), — землекоп, вздымающий землю лопатой, классический образ человека, порожденного ка ­ питализмом. Самый факт, что эта потрясающая скульптура была принята в Римскую национальную галерею, служит подтверж ­ дением того, что классовая борьба в Италии носит в известной мере все еще наивный характер. Врата Берлинской националь ­ ной галереи с треском захлопнулись бы перед подобным творе ­ нием немецкого скульптора. В бельгийском отделе представлены триптих Леона Фредерика «Продавцы мела», на котором он изобразил добытчиков мела, идущих на работу, полдничающих и возвращающихся домой, и большая картина Константена Эмиля Менье «Возвращение шахтеров». На всех этих картинах мир пролетариата изображен с потрясающей верностью. Это люди, на которых нищета и забота наложили печать невыра ­ зимой безнадежности, тоски, отупения, и все же труд и борьба вернули их лицам выражение неописуемой решимости, силы и — вопреки всему — победоносности. Глядя на эти произведе ­ ния, любой буржуа, пусть даже самый тонкий ценитель ис ­ кусства и гуманист, замирает от страха. Картина Менье в осо ­ бенности напоминает нам сцену из «Жерминаля» Золя. Ше ­ ствие шахтеров, выжженная степь, на заднем плане — огонь, полыхающий в домнах, природа, такая же мрачная, как и люди, меланхоличная, жуткая и все же полная неисчерпаемого и не ­ сравненного интереса. На этой картине, как и на картине Фре ­ дерика, пленэр производит сильнейшее впечатление. Столь же 115