TATLIN NEWS #69

Я воспринимаю интеллектуальную сферу деятельности как место, в котором, – и это то, что нас на самом деле приводит в восторг, почему мы этим занимаемся и почему мы готовы получать за это маленькие деньги – происходит постоянное накопление опыта, и постоянные повороты, кручения и верчения внутри этого опыта

огромным количеством портретов Сталина, насыщенной пропагандистской составляю- щей, которая никак не анализировалась. Анализ приводит нас к болезненному восприятию истории страны и собственной семьи. Ставите ли вы себе задачу разрушить подобное поверхностное восприятия тех или иных периодов в истории советского искусства? – Общество чрезвычайно психотически относится к произведениям о Великой Оте- чественной войне. В прошлом году в Софии монумент воинам-освободителям раскра- сили, причем перекрасили фигуры в персо- нажей комиксов. Помните, что поднялось? Я как интернет-зависимый человек помню очень агрессивную реакцию людей на сооб- щение об этой акции. Уличных художников обвинили в том, что они посягнули на свя- тыню. – Может, они посягнули? – Нет, уродливый памятник не является святыней. – А память? – Что память? Что это за память, кото- рую можно сразу отменить, раскрасив от- вратительный, некачественный памятник, символ не победы, а соцлагеря? Это не факт увековечения военного подвига, как и танк в Праге, в 91 году покрашенный худож- ником Давидом Черны в розовый цвет, – это факт установления некоего знака того, что эта земля принадлежит Советскому Со- юзу. К памяти о войне это не имеет никако- го отношения, эти памятники пропаганди- руют новую геополитическую ситуацию по- сле второй мировой войны, когда Сталин пытался сделать из этих государств васса- лов. – Как быть тогда с этой памятью? – Надо понимать, что искусство, сделан- ное в рамках 41 – 45 годов – это искусство, с одной стороны, советское, мы должны видеть в нем очень агрессивную пропаган- ду и очень четкие идеологические установ- ки. С другой стороны, это искусство чрез- вычайно тяжелого времени, которое в ка- честве своей задачи имело, в частности,

– Дальше я собираюсь делать банальные вещи: курировать что-нибудь. А чего, все, все, надо дать дорогу молодым. Мне трид- цать один, вот люди, которые младше меня на пять-семь лет, которые вполне уже что- то соображают, – им надо уступать ме- сто. Пусть будет еще один взгляд – следую- щего поколения. Сейчас собираю выставку в Пермском музее. – И что это будет за выставка? – Она называется «Философия обще- го дела». Выставка будет о том (по край- ней мере, мне кажется, что это можно сде- лать), как на протяжении некой смены эпох в советском искусстве менялось соот- ношение и стилистика личного и коллек- тивного с точки зрения художественного производства. Если, скажем, советский ху- дожник для официальной выставки про- изводил некую работу, которую можно назвать пропагандистской, то художник в частном пространстве, у которого нет воз- можности выставиться, делал какие-то вещи совершенно другие, которые долж- ны быть противоположны тому, как ве- дет себя в художественном пространстве художник официальный. Выясняется, что там очень красивая, понятная динамика: скажем, постепенно официальный совет- ский художник становится все больше мо- дернистом, а неофициальный советский художник, по крайней мере, в 70-е годы, во время соц-арта, начинает брать на себя функции такого, естественно деконструи- рующего, но пропагандиста. На этой дина- мике художника-общественника в широ- ком смысле и художника-частника разных эпох, разных десятилетий будет строить- ся выставка. Это очень простой принцип, но мне кажется, что если действительно бу- дут хорошие вещи, то он будет и простой, и это будет выглядеть красиво и интересно. – При первом приближении напоминает «Культуру Два» Паперного. – Безусловно. Это моя любимая книга. – Я видела в Пермской галерее выставку, посвященную искусству времени Великой Отечественной войны, она поразила меня

– У вас на шесте что-то было бы написано? – У меня есть любимые художники. Если это барокко, то я люблю Тинторетто, допустим, больше, чем его коллег, больше, чем Микеланджело. Но у меня нет шеста. Я воспринимаю интеллектуальную сферу деятельности как место, в котором, – и это то, что нас на самом деле приводит в вос- торг, почему мы этим занимаемся и по- чему мы готовы получать за это малень- кие деньги, – происходит постоянное на- копление опыта, и постоянные повороты, кручения и верчения внутри этого опыта. При этом может оказаться, что все, что ты накопил по определенному вопросу, это во- обще все ерунда и неправда, или это все не настолько адекватно, насколько могло бы быть. Это фантастический такой путь, кото- рый все время вихляет, и это тот драйв, ко- торый захватывает любого гуманитария. Поэтому и шестов никаких быть не может, потому что завтра я могу увидеть картину, которая станет любимой. – Вы постоянно говорите, что достигли потолка в журналистской карьере. – Это не зависит от качества моих текстов, это зависит только от площад- ки. У меня есть символический статус, и он очень высок, потому что все хотят пу- бликацию в «Коммерсанте». Это такой ин- формационный поток под маркой твер- дого знака, в котором все хотят оказаться. В принципе, естественно, никто не читает моих текстов, да это и не нужно, главное, что они занимают место на полосе, значит, что-то произошло, потому что Дьяконов на- писал текст. – Вы стремились к такой карьере – быть критиком в «Коммерсанте»? – Я попал туда случайно, потому что предыдущий автор Милена Орлова ста- ла главным редактором журнала «Артхро- ника». Она была корреспондентом газеты и стала главным редактором профильно- го издания, то есть, пошла на повышение. Вещь для бывших сотрудников «Коммер- санта» нередкая, хотя бывает по-разному. – Что дальше?

94 ТАТLIN news 3|69|107 2012

position