TATLIN NEWS №39

акции и метафоры, которые мы даже не могли предугадать. Многие ассоциировали проект с тучей и, что занимательно, так это то, что рож- дается очень много разных метафор. Для не- которых было ощущение обычной влаги, а для некоторых – даже одухотворенности и возвы- шенности. Некоторые посчитали, что смысл в политической нестабильности в мире. Проект превратился в машину по производству мета- фор, но мы не несем никакой ответственности за эти ассоциации. – Нужно полагать, что Марсель Дюшан для вас является главным вдохновением. Что конкретно в его творчестве повлияло на ваше? – Главное то, что он был художником. Он прекрасно понимал роль художника и мани- пулировал этим с большим мастерством. Так- же его творчество сочетало визуальность и текстовое содержание. Другими словами, ему был интересен текст не меньше, чем образ. Он был очень разносторонен и постоянно менял жанры, дисциплины, подчиняя их своей собс- твенной логике. Он обладал очень сложным видением, и все его работы были разными. Мне близки его позиции и видение мира. – Кто еще оказал на вас влияние? – Нужно сказать, что мы с Риком очень раз- ные. Что касается меня, то в юности я инте- ресовалась работами Корбюзье больше, чем любого другого архитектора. В то же время я интересовалась работами Роберта Смитсо- на (американский скульптор, известный сво- ими скульптурами с использованием зеркал, почвы и камня – В.Б.) и проектами Гордона Матта-Кларка (американский скульптор, из- вестный своим увлечением распиливать за- брошенные дома – В.Б.). Я также находилась под большим влиянием экспериментальных танцевальных и театральных групп Нью-Йор- ка. Была помешана на фильмах Стэнли Кубри- ка. Таким образом, я ищу стимулы в основном за пределами архитектуры. – Здания вас совсем не вдохновляют? – Мне кажется, очень сложно обращаться за вдохновением непосредственно к архитек- туре, потому что любые здания, по сути, явля- ются ответами других людей. Корбюзье очень

важен для меня, но меня больше привлекают его радикальные и стилистические перевопло- щения из проекта в проект, чем сами здания. – Контекст играет для вас большую роль. А какую роль он сыграл в вашем про- екте ресторана Brasserie, расположенном в подвальном помещении? – В Brasserie мы сыграли против модерниз- ма. Ресторан находится в самом известном мо- дернистском здании Америки – Сигрэм-бил- динг по проекту Миса ван дер Роэ и Филипа Джонсона. Но он расположен в подвале, отку- да ничего не видно. Поэтому для нас контекс- том явилась сама историческая модернистская архитектура. Нам, архитекторам, увлеченным визуальностью, достался подвал! Поэтому мы использовали визуальную трансмиссию, что- бы сломить материальность пространства и модернистское наследие 1950-х и 60-х. Визуальная трансмиссия, о которой гово- рит Диллер, – это главная изюминка рестора- на. Внутрь вы попадаете через дверь-вертуш- ку – совершенно бесполезная вещь в изоли- рованном холле небольшого ресторана. Зато такая дверь немного затормаживает попада- ние посетителей внутрь и отвлекает их от на- целенной прямо на вход видеокамеры. Не- много поборовшись с дверью и пройдя в ос- новной зал ресторана по стильной лестнице вдоль стойки бара, все присутствующие и вы лично развлечетесь выстроившимися в ряд мониторами, которые прокрутят с разной вре- менной задержкой видеоролики вашего уме- ния вращаться в вертушке. В этом ресторане много других трюков, но именно манипулиро- вание с визуальностью при помощи телеком- муникационных технологий – визитная карто- чка Диллер и Скофидио. – Почему телекоммуникационные на- чинки с таким постоянством появляются в вашей архитектуре? – Все очень просто. Это всего лишь еще один строительный материал. Это вовсе не идеологическая задача, а практическая. Мы стараемся использовать все, что вокруг нас, для достижения необходимых эффектов. Мы ставим перед собой задачу изобретать но- вые материалы и новые способы их исполь-

зования. К примеру, для достижения лучшей акустики можно использовать определенные материалы и формы, а можно задействовать электронные приборы. Для меня подобные технологии и есть непосредственная часть ар- хитектуры, так же, как водопровод. – Ваша архитектура часто дезориентиру- ет. Зачем? – Я люблю работать в серой зоне со вспыш- ками чего-то непривычного и незнакомого. Нас окружает такой сильный поток визуаль- ной информации, что часто мы просто ниче- го не замечаем и оказываемся слепы. Поэтому в своих проектах мы помещаем определенные стимулы или катализаторы для того, чтобы ра- зорвать поток пассивного восприятия инфор- мации. Архитектура должна сама себя выстра- ивать. Все наши проекты выглядят по-разному, и они адресованы самой широкой аудитории на разных уровнях. Так получается много- слойная архитектура с разными смыслами. – Как луковица? – Допустим. И нас устраивает, что одни способны увидеть лишь то, что на поверхнос- ти, а другие – вплоть до тринадцатого слоя. Мне кажется, что вопросы восприятия, сопе- реживания и соучастия – ключевые в наших проектах. Я начал этот рассказ с описания музея в Бостоне, а заканчиваю павильоном Blur. Это самый необычный, непонятный и дезориен- тирующий проект архитекторов. Подобно концептуальной инсталляции он порождает больше вопросов, чем ответов. Красивая кни- га, подробно описывающая реализацию па- вильона Blur, лишь уводит читателя от вопро- са – а зачем все это нужно? За последней из нескольких сотен страниц вас ждет заключе- ние, о том, что Blur – это процесс бесполезно- го производства пара. Возможно, цель тако- го эксперимента лишь в том, чтобы выйти из сплошного тумана и по-новому взглянуть на мир? Всемирная выставка давно закончилась. Павильон разобран, а туман вокруг проектов Диллер, Скофидио и Ренфро, похоже, не рас- сеивается.

ТАТЛИН_news №3(39)46_2007 75