Север в истории русского искусства

удаляться от церквей, появилась надобность в колоколах, более гром­ ких, чем п било и . Эта потребность вызвала устройство особого помеще­ ния для колоколов, соответствующего созидаемым храмам. Если древний зодчий стремился „дом Бош* сделать всегда необыкновенным, „првчуд- НЫМ* , то и на колокольню, он не мог смотреть иначе. Идеальный шат­ ровый тип уже был создан—осталось только умножить на лишний ша­ тер с необходимым приспособлением для колоколов общую купу шатров какого—нибудь погоста или одинокого храма или посада. Тем более упрощалась задача, что колокольня всегда строилась отдельно от храма, не вводилась в общую конструкцию храма, не нарушала ее. Настолько была сильна на севере традиция ставить колокольню отдельно от храма, что когда в каменном зодчестве колокольню уже давно слили с общими массами храма, деревянный Ъевер упорно возводил ее „на особицу*. Ясно, художественная мысль северного зодчего не затратила никаких усилий на выискивание типа колокольни, она неизменно повторяла около каждого храма один лишний шатер. И стоят эти прекрасные шатры по всему северу, часто тягаясь своей высотой с храмами и порою оспари­ вая у них изящество и тонкость силуэта. Они нужны, народ должен был полюбить свои сторожевые шатры с колоколами. Недаром же, когда в Великом Новгороде в 1526 году отлили для Новгородской звонницы первый колокол в 250 пудов, то об этом не могла умолчать даже летопись и говорила о нем, как о не­ обыкновенном событии. Это в городе, в оживленном торговом центре России. Появление колоколов в глуши, в дремучих лесах, на берегах великих северных рек, на Олонецких озерах, среди необозримо безлюд­ ных тихих, молчаливых пространств было событием еще большим, чем в Великом Новгороде. Да и нигде так не звучат таинственно и оболь­ стительно, так грустно, сосредоточенно важно и протяжно колокола, как в северной глуши. Звон несется по лесам, по рекам, манит, навевает печаль, всколыхивает душу непонятной скорбной музыкой и нежной тре­ вогой заброшенности человеческой в страшном и радостном и таком неисчислимо—необъятном мире. Колокольни доканчивают то видение красоты, что создал север в своем зодчестве. Великие безыменные мастера, создатели этой красоты, как живые, с их говором, лицами, уверенностью в своем мастерстве, тщательностью, мудрой ясностью выступают перед нами своими памят­ никами. И не только памятниками, но и в тех документах старины, которые дошли до нас и по которым мы можем возсоздать серьезный, мудрый, сознательный образ древнего многоликого строителя. В древних юридических актах, опубликованных Н. В. Калачовым (1819—1888), известным историком—юристом и профессором Москов­ ского Университета и Петербургского Археологического института на­ ходим эту блестящую, исчерпывающую характеристику, тем более важ­ ную, что, читая ее, мы как бы присутствуем при начальном моменте творчества мастеров, уже снимающих с плеч свои дорожные сумки, чтобы „заутра" приняться возводить очередное дивное произведение искусства.