Новый ЛЕФ. № 7. 1928

Столь же вкусными— мы бы сказали даже: празднично-эпиче­ скими— красками работает писатель, оперируя и над у ш е д ш и м б ы т о м . Древний ткач, старинный монастырь, обрядовые песни, пьянственный надрыв мятущихся купцов — где-то мы уже все это читали? Чуть ли не у того же Горького. И все это душевно-про- светленно, даже с умилением каким-то, расставляется и расстав­ ляется нашим учителем по самым отдаленным полкам! Все ли, наконец, сигнатурки готовы? Вот — „слава бог у“ — и революция. Приходит она на странице 247 . Следующие 12 страниц посвящены большевикам. Трудно, конечно, очень много большевиков разместить на 12 полках родового артамоновского шкапа. Тем более, что для того чтобы „осознавать“ , нужно еще предварительно видеть. Будем же поэтому— „без придирок“. Что же „осознал“ писатель на 12 страницах? Что у в и д е л ? Во т— в о ж д ь артамоновских большевиков — солдат-инвалид „Захарка Морозов“. О нем на страницах 247 -8 -й наш учитель пишет: „Захар ходил ц а р ь к о м . Рабочие следовали за ним, к а к б а ­ р а н ы з а о в ч а р к о й . Митя летал вокруг него р у ч н о й с о р о ­ к о й . В самом деле, Морозов п р и о б р е л с х о д с т в о с б о л ь ­ ш о й с о б а к о й , к о т о р а я в ы у ч и л а с ь х о д и т ь н а з а д н и х л а п а х . Шагал он важно, к а к т о л с т ы й п о м о щ н и к и с п р а в ­ н и к а . Большие пальцы держал за поясом отрепанных солдатских штанов и, пошевеливая остальными пальцами, к а к р ы б а п л а в ­ н и к а м и, покрикивал: — Товарищи, порядок!“ Мы не в обиде на нашего учителя за то, что он — мягко вы­ ражаясь— несколько „престранно“ вожака фабрично-артамоновских большевиков „аттестует“. Дело не столько в том сейчас, ч т о пишется на сигнатурках, сколько в том, к а к эти сигнатурки из­ готовляются и — можно ли х у д о ж е с т в е н н о й г р а м о т е у данного классика научиться. Да, на хищнике Илье, на „утешителях“ купецких — можно. Только — не на горьковских большевиках! Только — не на „Захарке Морозове“! Заметили ли вы, как — несколько раздраженно даже — мечется писатель, тщетно силясь „осознать“ такое неожиданное для него, а главное „неотстоявшееся“ еще и не прошедшее через десятки предварительных записей, явление, как „вождь... Захарка“? По­ смотрите, как смущенно и беспомощно перебегает он от „образа“ к „образу“ (таков уж способ традиционно-художественного мышле­ ния!), пробуя постичь природу Захарок. „Как — как — как — как“, и еще „как — как — как, — семь разных, семь заведомо несостоя­ тельных, т. е. первых попавшихся и взаимно побивающих друг друга „каков“ — в рамках о д н о г о т о л ь к о , по существу, опре­ деления! 14