Новый ЛЕФ. № 4. 1928

подножки ... Какие-то ящики с грузом загородили от меня Ут­ кина... Там, дальше, было черно, ветренно, пустынно... Мне кричали с площадки вагона: „Скорей! Скорей !“ Тогда я вце­ пился рукою за перильца над подножкою. Меня с силой толк ­ нуло , сбило с ног, но перилец из своей руки я не выпу­ стил... И ты ... поехал , да? — топ о т ом спросила Зина.

В л . Бахметьев. Собрание сочинений . Т. 111. „ П рест упление М а рт ы н а ' . Изд. . З И Ф “, стр. 156.

Совпадение увеличивается тем, что в обоих случаях инцидент дан в пересказе. Психология самолюбования, готовности на подвиг и внезапная неготовность к подвигу, которая отмечена Ф а д е е ­ в ы м у Мартына, чрезвычайно типична и для Джима. Вообще, так как оба романа вышли в одном издательстве — „ З и ф е “ , го сравнения проделать очень легко , и все-таки я не го­ ворю о плагиате. Плагиата нет. Б а х м е т ь е в просто написал чужой роман. Его человек — Мартын — просто не человек , а цитата; цитата вообще из англий­ ского романа. Его си ту ац и я— банальна и трагедия — романна. На этом пути, на пути создания больших полотен и живого человека такие поражения— полуплагиаты и переизобретения — будут попа­ даться все время. Ошибка Б а х м е т ь е в а не в том, что он читал или не читал „Лорда Джима“ К о н р а д а , а в том, что он события большевист­ ской революции, совершенно специфические, пытался оформить ста­ рыми традиционными приемами, -— и поэтому он выдумал в Мартыне англичанина. Мне передавали из Воронежа, что случай, аналогичный случаю с Мартыном, был где-то в этом районе. Это не меняет дела. Все построение веши настолько традиционно, что старая чужая роман­ ная форма лишила даже фактический материал его специфичности. Не нужно думать, что любая художественная форма гОдна для оформления любого материала. Очень часто семантическая окраска приема настолько сильна, что она совершенно изменяет направленность материала. Так Л . Н. Толстой писал свою дворянскую агитку „Войну и мир“ приемами натуралистической разночинской школы. В результате вещь дош ла не до того читателя, которому она была предназначена. Люди одного класса с Толстым— Норов и Вя­ земский, обиделись на Толстого , а интеллигенция, которую Толстой презирал , приняла его. Вывод: Мартын не живой человек. Он из папье-маше. Он взят напро­ кат из кладовых старой литературы . А в литкружках клубов , биб ­ лиотек, писательских ассоциаций и школ Мартына изучают как революционный тип. Бессмысленная, вредная работа. 39