Новый ЛЕФ. № 3. 1928

Когда я в первый раз у вас в Москве услыхал, что мужчина назы­ вает женщину гусыней, я подумал — это он ее хвалит за верность. Красный цвет подарков бросается мне в голову. Я чувствую — гнев заливает мне глаза. Секунда — и я разревусь. Я начну швырять этими вещами в удовлетворенно перешоптывающихся гостей, в жал­ кую, сияющую удачей мачеху. Но недаром меня с детства учили приличиям и восьми правилам церемонии все — и дядя, и бабушка, и учителя, и мать, завещавшая мне: — Никогда не дерись, Ши-хуа. Могу ли я стать ван-па — нарушитель восьмерки, что равно­ сильно „хаму“ на русском языке. Наружно я тих, как черная японская бомба, но как бомба же я готов разорваться. Тетки хихикают. Одна из них сочувственно произносит за моей спиной: — Ну, вот видишь, Ши-хуа, ты уже взрослый, и тебе нужна невеста. Я не выдерживаю. Повернувшись к родичам лицом к лицу, я оскаливаю зубы решоткой и сквозь эту решотку зверями скачут яростные, обидные слова: — Невеста, кажется, больше нужна мачехе, чем мне. Мачеха в гуще родичей. Я слышу, как ее хозяйственный шо- пот обрывается, захлебнувшись моим выкриком. Она закусывает губы и опускает глаза. Она смущена, но не теряет спокойствия. Отступать ей не приходится. Она победительница. Мало ли в Китае пятнадцатилетних мальчишек кричит от злобы в день по­ молвки! Гремят стулья у столов. У фарфоровых мисок развеваются кудри пара. Автоматически я становлюсь за своей табуреткой, но вдруг чувствую, что вся вкуснота, расставленная на столе, для меня про­ тивнее гнилого школьного риса. Сидеть с людьми, только что швырнувшими меня на раскален­ ную жаровню красных подарков, слушать, как они жуют, пропуская между двумя жевками в мою сторону очередную помолвочную шутку, подвигать к ним новые блюда, улыбаться, глядя в их издеватель­ ские глаза. Не же- ла- ю! Не со­ гла­ сен! Мачеха вторично просит меня сесть, но я отшатываюсь и, в по­ трясенной моей невежливостью тишине, выбегаю из дома.

1 0