Новый ЛЕФ. № 10. 1928

разночинцев оказалось п о л о н е н н о й старой эстетикой. Вся она основана на представлении об искусстве, как о некоей химере, существующей над жизнью или рядом с жизнью. Вся она предпо- лагает наличие только одной заражающей ' эмоции — так называе- мой „эстетической", А эстетическое — это „прекрасное". А пре- красное— это „изящное". Ну, а изящное — уже канон. Можно без опасения впасть в особую ошибку сказать, что если и оказывало разночинское начало какое-то определенное влия- ние на всю литературу, начиная с 60-х, примерно, годов, то это вовсе н е благодаря наличию своей научно обоснованной эстетики, а н е с м о т р я на робкое, социально - недальновидное воздержан- чество теоретиков разночинства, расчистивших объективно дорогу для будущей н а у ч н о - б у р ж у а з н о й эстетики, но не решившихся провозгласить всю разночинскую „антиэстетику" тех дней как раз началом новой, нужной именно в конкретных целях разночин- ства, р е в о л ю ц и о н н о й эстетики. (Только трагически ушедший Писарев на это покушался.) Несомненные революционеры в области социальной и полити- ческой, они — это всегда бывает в молодых движениях — о т с т а - л и о т с а м и х с е б я в области идеологий надстроечных. 4.—Толстой и Горький Мы не будем останавливаться на всех случаях огромного воз- действия литературной практики разночинства на дальнейшее раз- витие литературы. Укажем только на такие явления, как Лев Тол- стой и М. Горький. Да, как это ни странным может показаться, принимая во вни- мание презрительное отношение дворянства к разночинской прак- тике, но и такой „великий писатель земли русской", как Л е в Т о л с т о й , не избег объективного влияния на свое „творчество" (по старой терминологии) со стороны разночинства. Толстой — это если и не синтез еще старой эстетики и разно- традиционно-эпическое построение романа, по принципу скрещивания основных характеров и эпох (прием упрощенного мышления, изжитый еще Достоевским); ее старая классическая созерцательность, ведущая начало еще от „древних"; ее наконец кажущееся невмешательство в развертыва- ние сюжета при скрытом (и огромно-мастерском) стремлении клас- сово предопределить исход. От разночинской практики у Толстого — ее движущая нетер- пеливость, заставляющая обращаться от показа к дополнительным приемам (наука и публицистика); ее бестрепетность перед пока- зом жути („Власть тьмы"); а главное — ее великое „косноязычие", плод распирающей тяжелой мысли, неожиданно сближающее „гра- фа Толстого" с умершим от алкоголя почтальоном Решетниковым. Гораздо сильнее это объективное влияние разночинства на прак- тику М. Г о р ь к о г о . Не только потому, конечно, что Горький и чинства, то во всяком случа е—„уклон" . От старой эстетики у Толстого — ее