Новый ЛЕФ. № 10. 1928

Очерк — с придуманной новеллой. Жизнь, действительная жизнь — с красивой имитацией. Соперничество двух начал — правдоподобия и правды — прони- кает всю литературу. Восходя до наших дней! 3.—Исторические немощи Было бы очень длинно останавливаться на том, как и почему то или другое начало торжествует время от времени в ту или другую полосу русской общественности, у того или другого лица. Факт тот, что после буйно-неуемных очерков Решетникова или Помяловского возможно было воскрешение тургеневского новел- лизма в лице Ч е х о в а или Б у н и н а ; после суровых художест- венных публицистик Г. Успенского и Щедрина — приход, простите за сравнение, таких „властителей дум", как В е р б и ц к а я ; а после, впервые оплодотворенной прозой жизни, поэзии Некрасова (впервые, конечно, относительно, потому что и до Некрасова бы- ли затираемые за „прозаизмы" поэты) — появление таких лево-са- лонных псевдо-реалистических поэтов и полупоэтов, как H а д е о н или Г а р LU и н. Главная причина, думается все же, заключалась в том, что на- ше общее освобождение от всякого рода пережитков феодализ- ма, главным образом политических, а отчасти и экономических, чрезмерно затянулось, так что в результате ни один восходящий класс и ни одна претендующая на участие в строительстве соци- альная группа не могли очень всерьез и сколько-нибудь длительно считать себя хозяевами жизни. А отсюда уже — всякого рода не- строения, отходы и даже выпадение целых общественных полос из легальной „общественной жизни" (например — 80-е годы). Бторая — подчиненная — причина заключалась в относительной малооборудованности литературно-разночинской группы в целом, не говоря уже об отдельных ее работниках. Б то время как за плечами Тургеневых стояли поколения живых еще тогда мертве- цов, Решетниковы вышли в литературу, можно сказать, в одних исподних, и учиться им было не только некогда, но пожалуй-что и не у кого. Идеологи разночинства (Чернышевский, Добролюбов) сами учились по дворянским книжкам, и чего-либо похожего на революцию в эстетике свершить им было не дано. Достаточно сказать, что даже позднее один значительнейший марксистский критик, много сделавший для перевода традиционной эстетики на научные рельсы, подойдя к поэзии Некрасова, в не- доумении развел авторитетными руками: не стихи, мол, а треску- чая телега! Чго же сказал бы этот критик, воспитанный на изя- ществе 40-х годов, о Решетникове? Творческого осознания элементов н о в о й э с т е т и к и , раски- данной по „пьяному косноязычию" Решетниковых, явно н е х в а - т и л о д о р е в о л ю ц и о н н о й э п о х е , и вся теория искусства