Лекции по эстетике. Книга вторая

РАЗВИ ТИЕ ИДЕАЛА В ОСОБЕННЫЕ ФОРМЫ ПРЕКРАСНОГО В ИСКУССТВЕ

78

а также ив том конкретном, что представляет искусство. В эпоху просвещения также занимались искусством, но, как мы можем ви деть да примере самого Шиллера, очень прозаически. Исходной точкой поэтического творчества писателя был как раз этот пе риод, но затем, побуждаемый потребностью разума, которого рассудок уже перестал удовлетворять, фантазией и страстью, он почувствовал живое, страстное влечение к искусству вообще и, говоря более точно, к классическому искусству греков, к их богам и миросозерцанию. Из этого страстного стремления, от тесняемого абстрактной мыслью времени, в которое жил поэт, и родилось названное стихотворение. В первоначальном на броске стихотворения отношение Шиллера к христианству все цело полемично; впоследствии он смягчил резкость; в тепереш нем своем виде стихотворение направлено лишь против рассудоч ного воззрения просветительства, которое позже само начало те рять свое господство. Шиллер сначала прославляет греков, у которых вся природа понималась как живая и наполненная богами; затем он переходит к настоящему времени и прозаиче скому его пониманию законов природы и отношения между че ловеком и богом и говорит: — «Diese traur ’ ge Stille Отречение, несомненно, составляет существенный момент в христианстве, но лишь в представлении монахов; оно требует от человека умерщвления в себе души, чувства, так называемых природных влечений. Оно требует, чтобы он не включался в нрав ственный, разумный и действительный мир, в семью, в государ ство. Совершенно так же просвещение с его деизмом, утверждая, что бог будто бы непознаваем, требует от человека величайшего отречения, отказа от познания бога, от его понимания. Между тем, согласно истинно христианскому воззрению, отречение есть лишь момент опосредствования, переходная ступень, в ко торой чисто природное, чувственное и конечное вообще сбрасы вает с себя свое несоответствие, чтобы заставить дух притти к выс шей свободе и примирению с самим собою, к свободе и блажен ству, которых не знали греки. О прославлении одинокого бога, об исключительной его отъединенности и отрешенности от обез- боженного мира в христианской религии в таком случае не может быть и речи, ибо для указанной духовной свободы и при ми ре- ния духа бог как раз имманентен; рассматриваемое с этой стороны знаменитое шиллеровское изречение: Kundigt sie mir meinen Schopfer an? Finster wie er selbst ist seine Нйііѳ, Mein Entsagen, was ihn feiern kann». («Эта печальная тишина Возвещает ли она мне о моем творце? Как он сам, мрачна его оболочка, Мое отречение, которое может его прославлять»).