Лекции по эстетике. Книга вторая

33

КЛАССИЧЕСКАЯ ФОРМА ИСКУССТВА

лест священного дуба, журчание ключа, звон медной посуды, которую заставлял звучать ветер, в Делосе также шелестело лав ровое дерево, в Дельфах также решающим моментом являлся ветер, проносившийся по бронзовому треножнику. Но помимо таких непосредственных природных звуков, сам человек стано вится изречением оракула, поскольку он, приведенный в столь же беспамятное, сколько и возбужденное состояние, переходит из бодрственной рассудительности к чисто природному состоянию восторженности; так, например, пифия в Дельфах, оглушенная испарениями, изрекает вещие слова, а в Трофонийской пещере человек, задававший вопросы оракулу, получал видения, на основании толкования которых ему давался ответ. (£) К внешним знакам присоединяется еще и второй аспект. Ибо, хотя в изречениях оракула бог признается ведающим и поэтому Аполлону, ведающему богу, был посвящен самый важный оракул, однако формой, в которой он дает знать свою волю, остается совершенно неопределенное природное — глас природы или бессвязное звучание слов. Но благодаря этой неяс ности формы само духовное содержание становится темным и нуждается поэтому в толковании и объяснении. (у) Это объяснение, хотя оно и приносит в сознание одухотво ренным то возвещение бога, которое сначала предстоит только в форме природного, все же остается, несмотря на это, темным и двусмысленным. Ибо бог есть в своем знании и волении конкрет ная всеобщность; такого же рода должны быть его совет или веле ние, которые открывает человеку оракул. Но всеобщее не одно сторонне и абстрактно, а в качестве конкретного содержит в себе как одну, так и другую сторону. Так как человек стоит перед ве дающим богом как неведающий, то он принимает само изречение оракула как неведающий, т. е. ему не открывается конкретная всеобщность этого изречения; если он решается действовать в со гласии с последним, он может выбирать из двусмысленного выска зывания бога лишь одну сторону, так как каждый поступок при данных частных обстоятельствах всегда должен быть опре деленным, решающим лишь в одну сторону и исключающим другую. Но как только он что-либо сделал и деяние, которое благодаря этому стало его деянием, за которое он должен отвечать, действительно им совершено, он впадает в коллизию. Он внезапно видит, что другая сторона, которая implicite (в скры том виде) также содержалась в изречении оракула, обращается против него; им овладевает против его воли и желания судьба его деяния, которую он-то не ведает, но ведают боги. И наоборот, боги опять-таки являются определенными силами, и их изречение, если оно носит в себе этот определенный характер, как, напри мер, повеление Аполлона, побуждающее Ореста к мести, также приводит благодаря этой определенности к коллизии. — Так как форма, которую принимает в изречении оракула сокровен 3 Гегель, т. XIII, Эстетика