Лекции по эстетике. Книга вторая

РОМАНТИЧЕСКАЯ ФОРМА ИСКУССТВА

133

нерушимости в дружбе, прекраснейшим примером которой счи тались у древних Ахилл и Патрокл и в еще большей мере Орест и Пилад. Дружба в этом смысле слова имеет своей почвой и своим временем юность. Каждый человек должен сам по себе проделать свой жизненный путь, добыть себе и удержать некую действительность. И вот юность, когда индивидуумы еще живут в общем им всем состоянии, когда еще не выяснились для них их действительные жизненные отношения, есть то время, когда они соединяются и так тесно связываются друг с другом в еди ное умонастроение, единую волю и единую деятельность, что всякое предприятие одного тотчас же становится предприятием другого. Этого уже больше нет в дружбе зрелых мужей. Обстоя тельства жизни зрелого мужа идут своим самостоятельным путем и не допускают осуществления его целей в таком прочном еди нении с другим, чтобы один не мог ничего совершить без другого. В зрелом возрасте люди встречаются друг с другом и снова рас стаются, их интересы и дела то расходятся, то объединяются; дружба, тесная связь помыслов, принципов, общая направлен ность остаются. Но это не дружба юношей, когда никто не решает и не приводит в исполнение чего бы то ни было, что не станови лось бы непосредственным делом также и другого. Существо принципа нашей более глубокой жизни требует, чтобы в целом • каждый заботился сам о себе, т. е. чтобы каждый сам был пригод ным в своей действительности. (а) Если верность в дружбе и любви существует только между равными, то верность, которую нам предстоит рассмотреть, отно сится лишь к начальствующему, высшему, к господину. Сходный с этим вид верности мы встречаем уже у древних в верности слуг семье, дому их господина. Прекраснейший пример в этом отно шении доставляет нам свинопас Одиссея, с тяжким трудом ночью и в непогоду охраняющий его свиней; он полон печали о судь бе своего господина и, наконец, оказывает ему верную помощь против женихов Пенелопы. Аналогичный образ трогательной верности, которая, однако, здесь всецело становится делом внут реннего чувства, показывает нам Шекспир, например, в «Лире», где Лир (акт первый, сцена четвертая) спрашивает Кента, желаю щего служить ему: «Знаешь ли ты меня, человек? — Нет, госпо дин, — отвечает Кент, — но у вас есть что-то такое в лице, что я охотно назвал бы вас господином». Это уже совсем близко к тому, что нам здесь предстоит характеризовать как романтическую верность. Ибо верность на данной ступени — это пе верность рабов и холопов, которая, хотя и может быть прекрасной и тро гательной, лишена, однако, свободной самостоятельности, свой ственной индивидуальности, тут отсутствуют собственные цели и поступки, вследствие чего она имеет значение второсте пенное. Но та верность, которую мы имеем в виду, есть рыцарская