Лекции по эстетике. Книга вторая

РАЗВИТИЕ ИДЕАЛА В ОСОБЕННЫЕ ФОРМЫ ПРЕКРАСНОГО В ИСКУССТВЕ

428

придается большого значения, либо она выступает в своем наибо лее достойном образе, как брак, показывающий нам женщину в домашнем кругу. Такой мы видим ее, например, в образе Пене лопы, Андромахи, объятой тревогой супруги и матери или изобра женной в каких-либо других нравственных отношениях. Напро тив, узы, связующие Париса с Еленой, признаются безнравствен ными, причиной ужасов и бедствий Троянской войны, любовь же Ахилла к Бризеиде заключает в себе мало глубины чувства и внутреннего переживания (Innerlicbkeit), ибо Бризеида — рабыня, послушная во всем герою. В одах Сафо язык любви под нимается, правда, до лирического восторга, однако здесь больше находит себе выражение изнурительный, пожирающий жар крови, чем глубокое истинное чувство субъективного настрое ния. С другой стороны, любовь в небольших прелестных песнях Анакреона представляет светлое всеобщее наслаждение; опа протекает вне бесконечных страданий, без этой овладевающей всем существованием страсти или благочестивой преданности души, подавленной, томящейся, молчаливой. Любовь у Анакрео на весело, простодушно устремляется к непосредственному на слаждению, которое может быть достигнуто разными путями; тут бесконечная важность обладать имепно этой девушкой и никакой другой в такой же мере остается в стороне, как и при монашеском взгляде, что надо вполне отказаться от половых связей. Высокая трагедия древних также не знает страсти любви в ее романтическом значении. В особенности у Эсхила и Софокла она не притязает на существенный интерес к ней. Ибо, хотя Анти гона предназначена Гемону в супруги и Темой заступается за Антигону перед своим отцом и даже убивает себя из-за нее, не имея возможности ее спасти, он, однако, выдвигает перед Крео- ном только объективные обстоятельства, а не субъективную силу своей страсти, которой он и не чувствует в том смысле, в каком ее переживает современный влюбленный. Еврипид уже трактует любовь, например в «Федре», как более существенный пафос. Однако и здесь она выступает как преступное заблуждение крови, как чувственная страсть, внушенная Венерой, которая собирает ся погубить Ипполита за то, что оп не желает приносить ей жерт вы. И точно так же в лице Медицейской Венеры Мы имеем, правда, перед собою пластический образ любви; против его прелести и прекрасной отделки фигуры ничего нельзя сказать; однако и здесь совершенно отсутствует выражение внутреннего чувства, как его требует романтическое искусство. То же самое явление мы встречаем и в римской поэзии, где любовь после гибели рес публики и разложения нравственной жизни выступает более или менее как чувственное наслаждение. Напротив, Петрарку сделала бессмертным именно эта порожденная фантазией любовь, которая под небом Италии в пылу сердца, воспитанного на искус стве, сроднилась с религией. Сам же Петрарка считал свои