Лекции по эстетике. Книга вторая

РАЗВИТИЕ ИДЕАЛА В ОСОБЕННЫЕ ФОРМЫ ПРЕКРАСНОГО В ИСКУССТВЕ

100

виде, в каком мы их непосредственно воспринимаем, скудость природного, недостатки бренного существования, чтобы поста вить на их место более адекватное. Впрочем, и по отношению к этому роду искусства мы также все еще должны требовать некоторого соответствия. Однако определенный образ этого соот ветствия делается безразличным и не очищается от случайностей конечного эмпирического существования. Необходимость указанного всеохватывающего определения ро мантического искусства может быть оправдана еще и с другой сто роны. Классический идеал там, где он стоит на истинной высоте, завершен в себе, самостоятелен, сдержан, невосприимчив; он является отшлифованным индивидуумом, отклоняющим от себя другое. Его образ есть его собственный образ, он живет всецело в нем и только в нем; он не должен вовсе приобщаться к обыденности чисто эмпирического, случайного. Поэтому тот, кто приближается к этому идеалу как зритель, не в состоянии усвоить себе его существования как некоторую внешность, род ственную его собственному явлению. Хотя образы вечных богов и человечны, они все же не принадлежат к смертным; ибо боги эти сами не подвержены недугам конечного существования, а не посредственно возвышаются над ними. Общность с эмпирическим и относительным порвана. Напротив, бесконечная субъектив ность, абсолютное романтического искусства не погружено в свое явление, оно — внутри себя и именно вследствие этого имеет свое внешнееие для себя, а для других, как некий отпу щенный на свободу, предоставленный на произвол всем и каж дому внешний аспект. Далее, это внешнее должно вступить в об лик обыденной жизни, эмпирически-человеческого существования, так как здесь бог сам нисходит в конечное, бренное существова ние, дабы опосредствовать и примирить абсолютную противопо ложность, заключающуюся в понятии абсолютного. Благодаря этому и эмпирический человек обретает некоторый аспект, открывающий перед ним некое сродство, некий пункт связи, благодаря чему он сам в своей непосредственной природности с доверием подходит к себе, ибо внешний облик не отпугивает его классической суровостью по отношению к частному и слу чайному, а предлагает его взору то, чем он сам обладает, или то, что он знает и любит в другом, находящемся в его окружении. Этим-то родным в привычном доверчиво и манит нас извне роман тическое искусство. Но так как принесенное в жертву обыден ности внешнее самим фактом жертвы получает своей задачей ука зывать на душевную красоту, на высокое интимное переживание, святость души, то оно вместе с тем призывает нас погрузиться во внутреннюю жизнь духа, его абсолютное содержание и усвоить себе это сокровенное. Наконец, в этой отдаче себя заключается вообще та общая идея, что в романтическом искусстве бесконечная субъектив- '