Лекции по эстетике. Книга третья

ft

ЭСФЕТЙкА

7) Поело того как мы теперь, во-первых, рассмотрели общие способы живописной концепции, после того как, во-вторых, мы исследовали композицию с точки зрения выбора ситуаций, опре деления мотивов и группировки, я должен, в-третъих, прибавить еще кое-что о том, как надо давать характеристику , — этим жи вопись отличается от скульптуры и ее идеальной пластической формы. аа) Уже раньше по разным поводам было сказано, что в живо писи внутреннему и внешнему своеобразию субъективной сферы должна быть предоставлена свобода, поэтому это своеобразие не должно быть красотой индивидуальности, взятой как нечто идеальное, но должно доходить до той детализации, благодаря которой впервые получается то, что мы в современном смысле называем характерным. С этой точки зрения в характерном усмотрели отличительный признак современного искусства в про тивоположность античному вообще; таким образом, тот смысл, в котором мы хотим взять это слово, во всяком случае может быть оправдан. Согласно современному критерию Зевс, Аполлон, Диана и т. д. в сущности не представляют характеров, хотя мы им и должны удивляться как таким вечным, высшим, пластическим, идеальным индивидуальностям. Более определенная индивидуаль ность проступает уже в Ахилле Гомера, в Агамемноне, в Кли темнестре Эсхила, в* Одиссее, Антигоне, Йемене и др., как их раскрывает Софокл в словах и деятельности их внутренней жизни; этой индивидуальностью держатся данные образы как чем-то составляющим их сущность и в ней сохраняют свой облик, так что мы в античности находим также изображение характеров, если хотят это называть характерами. Но в лице Агамемнона, Аякса, Одиссея и др. индивидуальность носит еще оттенок чего-то общего, заключает в абстрактной форме черты государя, бешеной отваги, хитрости; индивидуальность ограничивается, сводится к чему-то связанному всеобщим и возводит характер в индиви дуальность идеальную. Живопись, напротив, не сохраняя инди видуальности в таком идеальном элементе, как раз раскрывает все многообразие случайной дифференциации, так что вместо этих пластических идеалов богов и людей мы теперь видим перед собой отдельных лиц в случайной форме их своеобразия, поэтому мы вовсе не требуем в живописи в одинаковой мере того, что мы в скульптуре называли идеальной красотой, и вообще идеальную красоту мы не имеем права ставить во главу угла, поскольку теперь внутренняя жизнь души и ее живая субъективность стоят в центре. В такую более идеальную сферу наше естественное цар ство не проникает столь глубоко; набожное сердце, религия чувства может вселиться в само по себе безобразное тело по внеш нему виду, таково моральное умонастроение и деятельность по хожего на Силена Сократа. Разумеется, для выражения духовной красоты художник будет избегать безобразных внешних форм