Лекции по эстетике. Книга третья

ЭСТЕТИКА

42

Различие, которое в общих чертах в такого рода картинах следует усматривать между святыми и молящимися, с одной сто роны, и благочестивыми членами христианской общины в их реальном отличии, сводится к тому, что молящиеся, в особенности на итальянских картинах, в выражении своего благочестия об наруживают полную гармонию внешнего и внутреннего. Задушев ное настроение как нечто проникновенное проявляется преиму щественно в чертах лица, которые не выражают ничего идущего вразрез с сердечными чувствами или отличного от них. Между тем эта гармония не всегда имеется в действительности. Например, плачущее дитя, особенно если оно только что начало плакать, часто своими гримасами заставляет нас смеяться вне зависимости от того, что мы знаем, насколько его страдания не стоят слез, так же более взрослые люди искажают свое лицо, когда они хотят смеяться, потому что черты слишком туги, холодны и тверды, чтобы приспособиться к естественному, ненапряженному смеху или дружеской улыбке. Живопись должна избегать такого несоот ветствия ощущения и чувственных форм, в которых выражается благочестие, она, насколько возможно, должна выражать гармо нию внешнего и внутреннего; в полной мере это удавалось италь янцам, меньше — немцам и нидерландцам, поскольку они воспроиз водили портретное сходство. В виде дальнейшего замечания я хочу прибавить, что это душевное благоговение не должно сводиться к полным страха призывам в состоянии внешней опасности или внешней тревоги, как это рисуется в псалмах и во многих лютеранских церковных песнопениях: «Как олень жаждет водных источников, так душа моя взывает к тебе»; тут душа должна как бы растворяться, хотя и не так умильно, как у монахинь, это должна быть самоотдача души и удовлетворенность этой самоотдачей, умиротворенность, готовность. Ибо красоте романтического идеала несвойственны тревоги веры, взволнованная скорбь души, сомнение и отчаяние, выражающиеся в борьбе и в раздвоении, несвойственна меланхо лическая набожность, никогда не знающая, не впала ли она в грех, произошло ли раскаяние и снизошла ли благодать, несвойственна такая покорность, в которой субъект все же не может полностью отречься от себя, что как раз доказывается его страхом. Скорее благоговение может в тоске устремить взоры к небу, хотя более художественно и в большей степени удовлетворяет, если взор устремлен на здесь находящийся, посюсторонний объект прекло нения — на Марию, Христа, какого-нибудь святого и т. п. Легко, даже слишком легко, придать картине больший интерес тем,' что центральная фигура устремляет взор к небу, к потустороннему, и в наши дни это легкое средство пускается в ход: бог, религия превращаются в основу государства или все доказывается цита тами из библии, вместо того чтобы опираться на смысл действи тельности. Например, у Гвидо Рени это уже стало манерой пись ­