Лекции по эстетике. Книга третья

ЭСТЕТИКА

40

няющая абсолютное содержание того, что она утрачивает, и даже при самой этой утрате любимого существа задушевность остается в примиренности любви. Сердце у нее разрывается, но субстан циальная суть ее сердца, содержимое ее души, светящееся в ее душевной скорби, в неиссякаемой жизненности, есть нечто беско нечно более высокое: это живая красота души по сравнению с абстрактной субстанцией, телесное, идеальная наличность которого остается в неомраченном виде, когда гибнет красота, однако окаменевает. Наконец, последний сюжет из жизни Марии — ее смерть и вознесение ее на небо. Смерть Марии, в которой она вновь обре тает прелесть молодости, особенно хорошо изобразил Схорель. Здесь художник придал деве Марии выражение сомнамбулизма, придал смертный облик, окаменелость и внешнюю слепоту с таким оттенком, словно дух, все же просвечивающий через отдельные черты, находится где-то в другом месте и пребывает в блаженстве. И) В-третъих, к этому кругу изображения воплощенного бога в жизни, страданиях и прославлении, а равно в жизни его ближних присоединяется теперь человечество, субъективное со знание, превращающее бога или, конкретнее, моменты его истории в объект его любви; это сознание связано не с каким-нибудь временным содержанием, а с абсолютом. И здесь три стороны, которые можно выделить: это — спокойное благоговение, покая ние и обращение, внутренне и внешне повторяющие историю стра даний бога в человеческом образе, а равно, в-третьих, внутреннее просветление и блаженство очищения. Что касается прежде всего благоговения как такового, то оно преимущественно доставляет содержание для молитвенных обра щений. К этим состояниям относятся, с одной стороны, покорность, самоотречение, поиски мира в другом, с другой стороны, это не просъба, а молитва. Конечно, просьба и молитва тесно между собой связаны, поскольку и молитва может быть просьбой. Однако просьба в собственном смысле хочет чего-то для себя, она обра щена к тому, кто обладает чем-то для меня существенным, чтобы сделать его по моей просьбе благосклонным ко мне, чтобы смягчить ему сердце, чтобы возбудить его любовь ко мне, другими словами, чтобы вызвать чувство его единения со мной, но то, что я испыты ваю при просьбе, есть желание чего-то утрачиваемого другим для того, чтобы я это получил; другое существо должно меня по любить, чтобы мое самолюбие оказалось удовлетворенным, чтобы была достигнута моя польза, мое благополучие. Я же при этом поступаюсь только тем, что заключено в признании, что тот, к кому обращены мои мольбы, способен мне доставить желаемое. Но не такова молитва: это — возвышение сердца к абсолютному су ществу, которое по себе — любовь и ничем не обладает для себя; само благоговение становится удовлетворением, сама просьба — блаженством. В самом деле, хотя молитва и может содержать