Лекции по эстетике. Книга третья

поэзия 365 Поэтому лишь одностороннее своеобразие уничтожается в траги ческой развязке: оно не могло подчиниться этой гармонии; если в трагизме своих действий такое своеобразие не может отказаться от самого себя и своего замысла, оно не в состоянии отдаться ги бели во всей своей целостности или по крайней мере чувствует себя вынужденным отказаться от проведения своей цели, если ему это доступно. В этом отношении Аристотель, как известно, видел подлинное действие трагедии в том, что она должна возбудить и очистить страх и сострадание. Заявляя так, Аристотель понимал под этим не простое чувство согласия или несогласия с моим субъ ективным состоянием, приятное или неприятное, нравящееся или отталкивающее — это самое поверхностное из всех определений, которое только в новейшее время решили сделать принципом успеха и неуспеха. Ибо произведению искусства подобает изобра жать только то, что соответствует нашему разуму и истине духа; чтобы исследовать основу этого, необходимо направить свое вни мание на совершенно другие стороны. И согласно этому высказы ванию Аристотеля мы, таким образом, не должны ограничиваться ’ простым чувством страха и сострадания, а должны придерживаться принципа содержания, художественное проявление чего должно очишать эти чувства. Человек, с одной стороны, может оояться "внешней и конечной силы, а с другой стороны — могущества в себе и для себя сущего. Человек по-настоящему боится не внеш него насилия и его гнета, а силы нравственной, представляю щей собою определение своего собственного свободного разума и вместе с тем вечное и неприкосновенное, что он поднимает против самого себя, если он обращается наперекор этому. Как у страха, так и у сострадания два объекта. Первый связан с обычным уми лением, т. е. с симпатией к несчастью и страданию других, что в воспринимается как нечто конечное и отрицательное. Такая жа лость особенно свойственна женщинам, мещански настроенным. Но благородный и значительный человек не хо чет тог о, чтобы ему так сочувствовали и так его жалели. Ведь если выдвигается ничтожная сторона, отрицательный момент несчастия, то в этом заключено унижение несчастного. Наоборот, подлинное сострада ние есть симпатия, сопровождающаяся нравственным оправда нием страдающего, симпатия к положительной и субстанциальной стороне, которая должна в нем иметься. Этого рода сострадание в нас не могѵт возбудить обопванеп и негодяй. Поэтому, если тра гический характер в своем несчастии возбуждает трагическую симпатию, вызывая в нас страх перед силой попранной нравствен ности, то характер внутри самого себя должен быть содержатель ным и сильным. В самом пеле только настоящее содержание воз действует на благородное человеческие сердце и потрясает его в его глубинах. Поэтому нам не следует смешивать интерес к тра- гическоГртзвязке с однообразным удовлетворением, когда груст ная история, несчастие как таковое, требует нашего участия.