Лекции по эстетике. Книга третья

354

ЙСІ'Ё'І'ИКА

и действий, если он нас в чем-нибудь уверяет или вообще откры вает нам свое сердце, то по отношению к тому, чем мы на это хо тим или не хотим ответить, возникают разнообразнейшие сооб ражения и представления между получением письма и нашим действительным ответом, ибо представление охватывает широкое поле возможностей. В наличной же речи и реплике предполагается, что в человеке его воля и сердце, его побуждение и решение имеют прямой характер, что вообще без всяких околичностей, разно образных соображений выслушивают и дают ответ в непосредст венном чувстве, лицом к лицу, устами к устам, ухом к уху. Именно тогда при каждой ситуации поступки и речи возникают в живом виде из характера как такового, здесь больше не остается вре мени для выбора из многих разнообразных возможностей. С этой точки зрения для поэта и его произведения небезразлично иметь в виду сцену, для которой необходима подобная драма тическая живость; с моей точки зрения' не следовало бы, в сущ ности говоря, печатать ни одной пьесы, но подобно тому, как это происходило у древних, пьеса должна была бы предоставлять ся репертуару театра в рукописном виде и обращаться в пре дельно ограниченном количестве. По крайней мере тогда бы не появлялось столько драм, правда, отличающихся изящным языком, прекрасными чувствами, превосходными размышлениями и глубокими мыслями, но лишенных как раз того, что делает драму драматической, а именно — действия и его живой по движности. Т) При чтении и чтении еслух драматических произведений трудно решить, таковы ли они, чтобы и со сцены не потерять своей силы. Даже Гёте, которому в позднейшие годы оказывало помощь большое знание театра, был очень нетверд в этом пункте особенно при невероятной запутанности нашего вкуса, которому нравится самое разнородное. Если характер и цель действующих лиц сами по себе значительны и субстанциальны, то, разумеется, восприятие облегчается, но о развитии интересов, о постепенности действия, о напряжении и осложнении ситуаций, о точной мере, согласно которой характеры находятся во взаимном воздействии друг на друга, о достоинстве и подлинности их поведения и раз говоров — обо всем этом трудно правильно судить при простом чтении без всякого сценического воспроизведения. И чтение вслух оказывает лишь относительную помощь. Ибо речь требует в драме различных действующих лиц и не допускает единого тона, хотя бы последний весьма искусно изменялся и приобретал всевозможные оттенки. Кроме того, при чтении вслух смущает вопрос, следует ли всякий раз называть говорящих лиц или нет — и то и другое имеет свои отрицательные стороны. Поскольку произносимое становится однотонным, называние имен представ ляется неизбежным для уразумения, хотя выражение страсти здесь неизменно насилуется; если же произносимое в драмати-