Лекции по эстетике. Книга третья

288

ЭСТЕТИКА

и в этом круге религиозная художественная эпопея расцветает последним цветом преимущественно в «Потерянном рае» Милъ- тона и в «Мессиаде» Клопгитока. Что касается Милътона, то он кажется ценным образцом для своего века благодаря формации, достигнутой им в результате изучения античных авторов и бла годаря выдержанной изысканности выражения, но по глубине содержания, энергии, оригинальности замысла и выполнения в особенности по эпической объективности его, безусловно, над лежит поставить ниже Данте. Ибо, с одной стороны, конфликт и катастрофа в «Потерянном рае» начинают принимать драматиче ский характер, с другой стороны — подъем и нравственно дидак тическая тенденция придают особый характерный колорит, в до статочной мере чуждый вопросам его непосредственной структуры. Что касается Клопштока, то я уже говорил об аналогичной несо гласованности между материалом и культурой века, эпически его отражающей; кроме того, у него бросается в глаза постоянная тенденция путем взвинченной возвышенной риторики заставить и читателя ценить вдохновенное достоинство и святость, которых достиг сам поэт. В известном отношении, правда с совершенно дру гой точки зрения, и с «Генриадой» Вольтера дело обстоит по суще ству не иначе. Во всяком случае и здесь поэзия тем более остается чем-то искусственным, поскольку, как я уже сказал, материал представляется неподходящим для самобытного эпоса. И) Если мы теперь в новейшей эпохе будем искать подлинно эпические образы, то нам следует обратиться к другому кругу, а не к эпопее в собственном смысле. В самом деле, ведь состояние мира, которым характеризуется весь современный мир, приняло облик, по своей прозаической структуре прямо противоположный требованиям, которые мы считали неизбежными по отношению к подлинному эпосу; между тем перевороты, которыми были по трясены действительные устои гос царств и пародов, слишком крепко сидят в памяти, как действительные переживания, чтобы подчиниться эпической художественной форме. Поэтому от сферы значительных народных событий эпическая прэзия обратилась к ограниченным частным, домашним обстоятельствам в деревне и провинциальных городах, чтобы найти материал, который мог бы подвергнуться эпической переработке. Поэтому эпос приобрел характер идиллии в'особенности у нас, немцев, после того, как рух нула подлинная идиллия со своей слащавой сентиментальностью и расплывчатостью. В качестве ближайшего примера идилличе ского эпоса я хочу напомнить о «Луизе» Фосса, а также, прежде всего, о шедевре Гёте — «Германе и Доротее». Здесь, правда, перед нашим взором раскрывается фон величайшего мирового события нашей эпохи — к нему непосредственно примыкают об стоятельства жизни и хозяина и его семьи, пастора и аптекаря, так что мы находим неоправданный скачок и можем не заметить опосредствующей связи, поскольку провинциальный городок