Лекции по эстетике. Книга третья

поэзия

277 но вообще безусловно неспособной понять прозаическую рассуди тельность; при помощи фантазии определились в изначально поэтической форме основные тенденции индийского сознания, как в себе целостная мировая концепция. Между тем позднейший эпос, носящий название пуран в тесном смысле слова, т. е. поэм, относящихся к прошлому, скорее в более прозаической и сухой форме нанизывает все, что относится к мифологическому кругу определенного божества, в таком виде, который напоминает по- слегомеровских киклических поэтов; начиная с происхождения мира и божеств этот эпос в дальнейшем развитии спускается до генеалогии человеческих героев и князей. Наконец, с одной сто роны, эпическое ядро старых мифов испаряется, превращаясь в благоухание и художественную изысканность внешних поэти ческих форм и речей, в то время, как, с другой стороны, фантазия, мечтательно склоняющаяся к чудесам, превращается в мудрость басен — ее почетнейшей задачей оказывается обучение морали и жизненной мудрости. у) В этом третьем круге восточной эпической поэзии мы можем сопоставить евреев, арабов и персов. аа) Возвышенный характер иудейскоіі фантазии отличается признаками непосредственной эпической поэзии по своему пред ставлению творения мира, в своих рассказах о патриархах, о скитаниях по пустыне, о завоевании Ханаана и дальнейшем те чении национальных событий; но все же здесь настолько преоб ладает религиозный интерес, что вместо того, чтобы возвыситься до эпопей в собственном смысле, он воплощается лишь в поэти- чески-религиозную историю сказаний, отчасти лишь в религиозно дидактические рассказы. рр) С самого начала поэтичностью отличались арабы, они рано сделались подлинными поэтами. Уже лирически-повествова- тельные героические песни, моаллака, отчасти восходящие к по следнему столетию до пророка, то с обрывочно игривой смелостью и хвастливой бравурностью, то с осмотрительным спокойствием и нежной мягкостью описывают первобытное состояние арабов, еще пребывающих в язычестве, сюда относится родовая честь, жажда мщения, гостеприимство, любовь, страсть к приклю чениям, благотворительность, печаль, тоска; все это дано с неослабленной силой и в чертах, которые могут напомнить романти ческий характер испанского рыцарства. Такова на Востоке перво бытная подлинная поэзия, без фантастики или прозы, без мифо логии, без богов, демонов, гениев, фей и прочих восточных существ, и, если и редко, с причудливой игрой образами и сравне ниями, но в человечески реальной и замкнутой форме. Образ по добного героического мира доставляют нам позднее собранные поэмы Гамаза, а равно еще неизданный Диван Гудзеліугов. Но постепенно эти первобытные героические черты стираются после широко распространившихся успешных завоеваний арабов-маго ­