Лекции по эстетике. Книга третья

поэзия

259

ного значения, они тем более обнаруживают простую пустоду. воображения, чем серьезнее приписываемое им существование. Например, Аббадона, мстительный дьявол («Месспада», песнь II, стих. 627 — 850) не имеет никакого настоящего аллегорического смысла — ведь в такой определенной абстракции, у такого дья вола нет подобного непоследовательного порока, который бы обер нулся в добродетель. Если бы Аббадона был человеком, то обраще ние к богу казалось бы оправданным, по у по себе злого, не пред ставляющего отдельного человеческого зла оно остается лишь чувственной моральной тривиальностью. Клопштоку прежде всего нравится такое фиктивное измышление лиц, состояний и событий, не представляющих никакого извлечения из наличного мира и его поэтического содержания. Ибо и с его моральным мировым осу ждением придворной вакханалии дело обстоит не лучше, в особен ности в противоположность Данте, который осуждает в преиспод нюю знакомых лиц своей эпохи в совершенно другом плане. С подобным же поэтическим отсутствием реальности представлена у Клопштока также радость воскресения души Адама, Ноя, Сима и Иафета и т. п., уже соединившихся с богом, — в П-й песне «Мес- сиады» они вновь возвращаются в свои гроба по повелению Гав риила. Здесь нет ничего разумного и внутри себя устойчивого. Души жили, созерцая бога, теперь они видят землю, но не дости гают никакого другого состояния; было бы лучше всего, если бы они явились человеку, но даже и этого не происходит. Здесь, прав да, нет недостатка в прекрасных чувствах, в трогательных поло жениях, особенно привлекательно описание того момента, когда душа вновь принимает свое тело, — но содержание остается для нас выттѵмкпй,,в которую мы не нернм. В противоположность та ким абстрактным представлениям бесконечно больше внутренней правды и реальности в том, как у Гомера тени пьют кровь, в том, как они вновь оживают, наделенные памятью и языком. Со сто роны фантазии эти образы у Клопштока богато разукрашены, но самой существенной стороной все же остается лирическая рито рика ангелов, являющихся лишь простыми средствами и слугами, или также патриархов и других библейских персонажей — их речи и излияния в таком случае довольно плохо соответствуют исто в плоскому образу, под видом которого они нам, вообще го воря, известны. Марс, Аполлон, война, наука и т. п. — эти силы не являются чем-либо вымышленным по своему содержанию вроде ангелов, не представляют они собою также исторических лиц из сферы прошлого, каковы патриархи, но это постоянные силы, форма и проявление которых сделаны лишь поэтически. В «Мес- сиаде» же, хотя она и содержит очень много прекрасного — чистое чувство и блестящее воображение, — именно благодаря особен ностям фантазии привходит бесконечно много пустого, абстрактно- рассудочного и привносимого лишь для нарочитого употребления, что при разорванности содержания и способа его представления 9*