Лекции по эстетике. Книга третья

2І2

ЭСТЕТИКА

7у) В таких языках ритмический элемент редко применяется или у души остается мало простора, чтобы отдаться ритмам, ибо смысл и значение слов, эта более идеальная связь, берет верх над временем и звучанием слогов, равномерно изливающихся благо даря движению времени; тем самым подавляется сила ритмически более самостоятельного оформления. В этом отношении принцип ритмического стихосложения мы можем сравнить с пластикой. Ведь духовный смысл здесь еще не приобретает самостоятельного значения и не он определяет долготу и ударение, но смысл слов всецело сливается с чувственной сторо ной естественной деятельности во времени и со звучанием, чтобы предоставить все права этому внешнему элементу в его ясной не принужденности интересоваться только идеальной формой и движением этого элемента. Но, предположим, мы отказываемся от этого принципа однако все же, как этого требует искусство, в чувственное начало должно быть привнесено нечто в противовес простому одухотворению; тогда, чтобы привлечь слух, при разрушении этого первоначаль ного пластического момента естественно долгих и коротких слогов и неразрывного с ритмом звучания, по себе не выделяемого, нельзя привлечь никакого иного материала, как выразительно и изолированно взятого, фигурного звучания словесных звуков. Это приводит нас ко второй системе стихосложения — к рифме. Ь) Рифма Внешне можно стремиться объяснить потребность новой об работки языка с ее чувственной стороны из порчи древних языков в связи с приходом новых народностей; но этот переход объясняется самой природой вещей. Ближайшее, что поэзия производит в своей внешней части в соответствии с внутренней, — это независимую от значения слогов долготу и краткость; для их сопоставлений, цезур и т. д. искусство вырабатывает законы, которые, правда, в общем должны соответствовать характеру содержания, всякий раз подлежащему раскрытию, но конкретно и в частностях не опре деляют долготы и краткости, ни ударения с точки зрения лишь ду ховного смысла и только отвлеченно подчиняют эту сторону смыслу. Но чем интереснее и духовнее становится представление, тем больше оно отмежевывается от этого природного момента, который представление не может больше идеализировать пластическим способом: оно так сосредоточивается в себе, что оно отчасти вообще совлекает эту как бы телесную сторону языка, отчасти в оставшемся выделяет только то, во что духовный смысл вклады вается для того, чтобы быть сообщенным, предоставляя всему осталь ному незначительную роль аккомпанемента. Между тем романти ческое искусство с точки зрения своего восприятия и изображения совершает такой же переход в сосредоточенную в себе собранность