Лекции по эстетике. Книга третья

ЭСТЕТИКА

198

своих представлений в той же сфере своего содержания и в абстракт- ной достоверности, то поэзия должна вести в другую стихию ■ — в явление самого содержания или в другие родственные явления. Ибо как раз эта реальность должна выступить сама по себе и, с од ной стороны, изобразить содержание, но, с другой стороны, она должна освободиться от голого содержания, причем внимание как раз привлекается к проявляющемуся наличному бытию, и жи вой облик делается существенной целью теоретического интереса. с) Если эти поэтические требования выставляются в эпоху, когда голая верность прозаического представления стала обычной нормой, то у поэзии более сложное положение в отношении ее об разности. А именно, в такую эпоху основной тип сознания вообще сводится к оторванности чувства и созерцания от рассудочного мышления, для которого внутренний и внешний материал чувства и созерцания оказываются простым поводом к знанию и воле или надлежащим материалом рассуждений и действий. Здесь поэзии нужна более специальная энергия, чтобы вработаться в конкрет ную жизненность, избавившись от обычной абстракции предста вления. Если же ей удается достигнуть этой цели, то она не только освобождается от оторванности мысли, направленной на всеобщее, а также от оторванности созерцания и чувства, схватывающих единичное, но вместе с тем освобождает эти последние формы, равно их материю п содержание от их простой служебной роли и победо носно ведет их к примирению с тем, что по существу всеобще. Однако, поскольку поэтический и прозаический способ предста вления и миросозерцание объединены в одном и том же сознании, то здесь возможны препятствия и затруднения, даже борьба обоих начал, которую может примирить лишь внешняя гениальность, как, например, это доказывает современная поэзия. Кроме того, появляются другие трудности, из которых я определеннее выде ляю лишь немногое в отношении образности. А именно, когда про заический рассудок занял место непосредственно поэтического представления, то в пробуждении поэтического легко проступает что-то нарочитое — что касается собственно выражения, так и области метафор; нарочитость эта, где она и не кажется настоящей преднамеренностью, все же почти не в состоянии вернуться к не посредственно уместной правде. Ведь многое, что в прежние вре мена еще было свежим, становится обыденным вследствие повтор ного употребления и установившейся привычки и переходит в прозу. Если же поэзия хочет высказать себя новыми формами, то часто против воли она начинает прибегать к описательным эпитетам, парафразам и т. д. , впадать, пусть даже не в преуве личения и перегруженность, так в изысканность, в погоню за укра шениями, за нарочито пикантным и претенциозным; вся эта уста новка вытекает не из простого здравого созерцания и чувства, а берет предметы в искусственном свете, рассчитанном на эффект, ц благодаря этому теряет свои естественные краски и освещение.