Лекции по эстетике. Книга третья

поэзия 183 тивностыо характеров с их особенными страстями, намерениями, судьбами; в подобной прозе у таких судеб гораздо больше причуд ливого, гораздо больше отступлений, чем у поэтических чудес, которые неизменно должны считаться с общезначимым. Наконец, е-третъих, что касается выполнения исторических действий, то опять-таки и здесь в отличие от поэтического в соб ственном смысле в виде чего-то прозаического обнаруживается разлад между субъективным своеобразием и неизбежным для об щего дела сознанием законов, основных положений, максим и т. д. , отчасти же реализация поставленных целей сама нуждается во многих приспособлениях и снаряжениях; внешние их средства весьма обширны, стоят в зависимости от многих связей и отно шений; что же касается задуманного предприятия, то эти цели должны быть планомерно сорганизованы и применены с умом, сообразительностью и прозаической обстоятельностью со стороны задуманного предприятия. К делу приступают не с места в карьер, но в большинстве случаев после разнообразных приготовлений, так что отдельные выполняющие акты, сделанные с точки зрения единой цели, по содержанию часто оказываются совершенно слу чайными и без внутреннего единства или же возникают в форме чего-то практически полезного, установленного разумом в связи с определенными целями, но не в своей самостоятельной, не посредственно свободной живости. 77) Историк не имеет права погасить эти прозаические харак терные черты, связанные с его содержанием, или превратить их в другие — поэтические; он должен рассказать то, что перед ним находится и как оно ему дано, не переиначивая и ничего поэтически не привнося. Поэтому, как бы он ни старался усмотреть внутреннюю суть во внутреннем смысле и духе эпохи, народа, определенной исторической ситуации, им описываемой, сделав единичное связывающим началом своего рассказа, все же он не волен с этой целью использовать встречающиеся обстоятельства, черты и случаи, если он даже устранит само по себе абсолютно случайное и бессмысленное, но он должен предоставить все эти факты их внешней случайности, зависимости и беспомощному произволу. Правда, по-видимому, в биографии возможна индиви дуальная живость и самостоятельное единство, ведь здесь инди вид остается центром рассказа, а равно то, что исходит от этого индивида и обратно воздействует на это единственное лицо, но исторический характер есть одна из двух различных крайностей. В самом деле, пусть такой индивид являет субъективное единство, все же, с другой стороны, обнаруживаются многообразные обсто ятельства, случаи и т. д. — отчасти они даны сами по себе, без внутренней связи, отчасти они затрагивают индивида без свобод ного его участия и вовлекают его в эту внешнюю сферу. Так, на пример, Александр Македонский, конечно, является исключи- . тельной индивидуальностью, возглавляющей свою эпоху; он так ­