Лекции по эстетике. Книга третья

МУЗЫКА 145 тет из зайца. Правда, в мелодических музыкальных произведениях текст в целом не играет такой решающей роли, все же и они требуют подлинного по себе содержания слов. С другой стороны, и это со держание опять-таки не должно быть слишком тяжеловесным и философски глубоким, какова, например, лирика Шиллера, — грандиозный размах, пафос Шиллера покрывает музыкальную выразительность лирических чувств. То же можно сказать о хорах Эсхила и Софокла, которые при их глубине созерцаний разрабо таны в деталях с таким богатством воображения, смысла и основа тельности и сами по себе достигли такого совершенства в поэтиче ском отношении, что музыке ничего не остается прибавить, причем как бы нет места для внутреннего чувства, чтобы сделать это со держание предметом игры и дать ему развернуться в новых движе ниях. Обратное приходится говорить о новейшем материале и о способе разработки так называемой романтической поэзии. Приемы этой поэзии должны быть главным образом наивными и отличаться народным характером, но чаще всего это претенциоз ная, искусственная, нарочитая наивность; вместо чистого, под линного чувства эта поэзия скорее отдается рассудочно разра ботанным вынужденным эмоциям, дурным потугам и кокетству и так же склонна к пошлости, глупости и вульгарности, как, с дру гой стороны, она теряется в прямо бессодержательных страстях, зависти, безалаберности, дьявольской злобе и т. п. и самодовольно радуется как собственному существу, так и бестолочи и гнусности. Здесь совершенно нет изначального, простого, основательного, всепроникающего чувства; нет ничего пагубнее для музыки, если она в своей сфере будет заниматься тем же. Итак, ни глубина чувства, ни самодовольство или негодность чувства не доставляют настоящего содержания. Наиболее же подходящим для музыки является известный средний род поэзии, который для нас, немцев, уже почти не является поэзией, но у итальянцев и французов для такой поэзии обнаружилось много смысла и искусства; это поэзия, лирически правдивая, необыкновенно простая, немногими словами обозначающая ситуацию и чувство; в драме она — ясная и живая, без осложненной завязки, она не разрабатывает отдельных фак тов, вообще больше стремится к наброскам, чем к поэтически завер шенным произведениям. Здесь в меру необходимости композитору доставляется лишь общая основа, на которой он может построить свое здание по собственному почину, исчерпывая все мотивы, и где он способен непринужденно двигаться по многим направле ниям. В самом деле, раз музыка должна примыкать к словам, то последним не следует раскрывать содержание во всех деталях, иначе музыкальная декламация окажется мелкой, разбросанной, она будет слишком разрываться на части, так что потеряется един ство и будет ослаблен общий эффект. В этом отношении мы слиш ком часто заблуждаемся в оценках совершенства или неприем лемости текста. Например, сколько бы ни говорилось о том, что