Курс эстетики, или Наука изящного. Вторая книга

40 ми такъ, что составляетъ сжатое единство, безъ вся* каго другаго органическаго развитія. Потому онъ, какъ послѣдній матеріальный и чувственный елементъ, могу щій держаться еще свободно, освободившись отъ мѣры акцентуаціи радикальныхъ слоговъ, остается только самымъ звукомъ слоговъ. А атотъ звукъ, чтобы обратить на себя внима ніе, долженъ сильнѣе быть обозначенъ, нежели попе ремѣнное преемство различныхъ звуковъ, каковые мы находимъ въ древнемъ размѣрѣ стиховъ. Онъ долженъ еще имѣть гораздо больше силы, нежели звукъ слоговъ въ обыкновенной рѣчи, такъ какъ онъ назначенъ непро сто для того, чтобы замѣнить организованный размѣръ стиха; онъ долженъ также выставить чувственный еле ментъ, составить противодѣйствіе исключительному гос подству акцентуаціи и значенію словъ. Въ самомъ дѣ лѣ, если мысль однажды достигнетъ до той степени внутренняго сосредоточенія, гдѣ чувственная сторона языка становится незначительною, то звукъ долженъ быть означенъ внѣ мысли тѣмъ иатеріадьнѣе и сильнѣе, для того, что бы только поразить вниманіе. Значитъ, рифма, вопреки нѣжнымъ движеніемъ ритмической гар моніи, должна быть только грубымъ аккордомъ, не имѣ ющимъ никакой надобности въ изнѣженномъ ухѣ, какъ требуетъ того греческое стихосложеніе. Во вторыхъ, рифма, не совсѣмъ отдѣляясь отъ духов наго значенія, словъ ли радикальныхъ, или мыслей вооб ще, можетъ, впрочемъ, дать относительно независимую значимость чувственному звуку. А эта цѣль достигает ся тогда только, когда звукъ опредѣленныхъ словъ от личается по себѣ отъ звука другихъ словъ; и когда въ этой отдѣльности онъ получаетъ какое-то независимое бытіе, дабы опять матеріальнымъ, усиленнымъ шумомъ возвратить чувственному елемепту свои права. Ри<иа, въ втоиъ смыслѣ, въ противоположность съ аккордомъ,