Курс эстетики, или Наука изящного. Вторая часть

— 98 — интересна, что отнимаетъ у дѣйствительнаго предмета, взятаго изъ природы, собственное значеніе и даетъ ему ему болъе общее. Сущность басни поставляли еще и въ томъ, чтобы животныя дѣйствовали на мѣсто людей. Ио такав замѣна не имѣетъ ничего привлекательнаго. Хотя бы собаки и обезьяны играли не одну комедію; здѣсь тотъ же контрастъ животной природы и ел внѣшнихъ Формъ съ человѣческими дѣйствіями; онъ, при ловко сти хороню обучены къ актеровъ, составляетъ единствен ный интересъ спектакля. Прелесть этого рода поэзій со ставляетъ чудесное, говоритъ Брейтинбергъ. Но въ пер выхъ басняхъ, представленіе животныхъ говорящими, не было ни чрезвычайно, ни чудесно. Лессингъ выво дитъ животныхъ на сцену, чтобы сдѣлать понятнѣе нравственный урокъ и сократить толкованія; потому что качество животныхъ намъ извѣстно. На примѣръ, хитрость лисицы, благородство льва, прожорство и лю тость волка замѣняютъ отвлеченія^ хитрый и великодуш ный; ставя предъ нами опредѣленный и разительный образъ. Зато нельзя перемѣнить ни одной существенной черты въ грубомъ и грязномъ характерѣ простой замѣ ны; однимъ словомъ, невыгодно представлять животныхъ вмѣсто людей; животная Форма есть маска, способная больше скрывать, нежели объяснять, для разума, идею, которую хотятъ сдѣлать понятною. Огромнѣйшею баснею въ этомъ родѣ, была бы древняя Reineke Fuchs (Романъ лисицы); но она уже выходитъ изъ предѣловъ басни. Чтобы басня заинтересовала умъ, то между явленіями природы надобно искать такія обстоятельства, которыя бы можно было положить въ основаніе всеобщимъ раз мышленіямъ о жизни и поведеніи человѣка; тогда жи вотный или Физическій елемеитъ не потеряетъ своего оригинальнаго характера. Но вообще, отношеніе м сбли-