Курс эстетики, или Наука изящного. Третья книга.

171 рактеромъ, нежели скульптура, эго выходитъ изъ си мой ея натуры и изъ превосходства ся средствъ пред ставленія. Пусть она требуетъ болѣе глубокой мысли, высшаго развитія чувствъ и страстей человѣческой ду ши, и чрезъ то болѣе находится въ сношеніи съ глу биною христіанскаго чувства, и пусть по этой причинѣ опа достигаетъ высшаго степени совершенства въ кон цѣ среднихъ вѣковъ и въ новѣйшія времена, меаіду тѣмъ какъ скульптура, имѣющая свой идеалъ въ древ ности, остается преимущественно греческимъ искус ствомъ, никто не развилъ этого положенія такъ истин но, побѣдоносно, какъ Гегель въ томъ мѣстѣ своей книги, въ которой изложилъ начало живописи. По живопись началась со всѣмъ не въ среднихъ вѣ кахъ, почти съ исключеніемъ древности. Еще ложнѣе будетъ сказать тоже о музыкѣ, которая видѣла умень шеніе силы своего дѣйствія по мѣрѣ усовершенія сво его какъ искусство и эффекты которой теперь далеко не соотвѣтствуютъ чудесамъ, какія разсказываютъ о древней музыкѣ. Наконецъ, самъ Гегель протпворѣ- читъ себѣ говоря, что поэзія — всемірное искусство и прилична всѣмъ эпохамъ. Значитъ, Гегель въ теоріи живописи говорилъ только о живописи религіозной и о томъ, что составляетъ ея основаніе; въ ея твореніяхъ выражена христіанская идея. Онъ исполняетъ это превосходно, какъ и всегда, по этотъ пунктъ и поглотилъ его совершенно. За то онъ едва коснулся пейзажной живописи; со всѣмъ пе говоритъ объ ней. Впрочемъ, начала живописи, ея способъ представленія и выполненія изложены очень хорошо, только слишкомъ исторически. Изслѣдованіе частныхъ характеровъ даетъ случай возвратиться къ тому же сюжету и съ большею глуби ною опредѣлить натуру христіанскаго иЭевао. Этотъ