Курс эстетики, или Наука изящного. Архитектура, скульптура и живопись. Второе отделение

105 этотъ миръ безъ желанія, безъ честолюбія и вкусить наслажденіе истинной любви. Эта черта составляетъ идеалъ полный души, внутрен ней глубины и возвышенности, который теперь является вмѣсто молчаливаго величія и независимости древняго идеала. Конечно, у боговъ классическаго идеала есть какой-то печальный тонъ, идея судьбы, принимающей видъ холодной необходимости, въ этихъ явныхъ Фигу рахъ. Онѣ покрайней мѣрѣ остаются увѣрены въ своемъ простомъ величіи и въ своемъ могуществѣ. Но такая свобода не есть свобода любви. Послѣднее исполнено души и чувствительности, потому что находится въ отношеніи души къ душѣ, духа къ духу. Это внутрен нее и глубокое чувствованіе зажигаетъ въ сердцѣ лучь счастія. Это есть любовь, которая въ страданіи и выс шемъ лишеніи не чувствуетъ себя такъ сказать утѣшен ною, неравнодушною; чѣмъ глубже страдаетъ человѣкъ, тѣмъ глубже въ страданіи онъ находитъ и показываетъ чувство и безопасность любви, вѣрность въ совершен номъ тріумфѣ. Но въ идеальныхъ Фигурахъ у древнихъ мы видимъ, независимо отъ молчаливой печали, о кото рой мы говорили, только выраженіе печали въ благород ныхъ натурахъ, какъ напримѣръ у Ніобы и Лаокоона. Они не кричатъ, не доходятъ до отчаянія, а показываютъ себя великими и великодушными. А такое поддержаніе своего достоинства остается чѣмъ-то пустымъ въ себѣ. Здѣсь нѣтъ ничего послѣ скорби и страданія, и, вмѣсто гармоніи довольства, должно явиться холодное самоот верженіе, въ которомъ лице, не обращаясь на себя, бросаетъ то, что должно бы было сохранять. Оно не даетъ себѣ труда сокрушить то, что низко; не измѣ няетъ себѣ ни бѣшенствомъ, ни презрѣніемъ, ни отв ращеніемъ. И при всемъ томъ, возвышенность, личность есть только оцѣпенѣлая неподвижность. Такъ человѣкъ безстрастно переноситъ судьбу; состояніе его таково, въ