Художник и эпоха

«ущемить» буржуазию. Вадыгн неистовствует, него- дует, угрожает именем закона. Ну, а философия «все позволено»? — Забыта. Ведь та теория для ч а с т - II о й жизни, здесь — ледяное царство закона. Глад- ков вскрывает нам корни этой двойной бухгалтерии. Случилась беда! M а с с а з а в о л н о в а л а с ь . Выступает Бадьин. «Предиснолкома иоирежнему стоял на верхней ступеньке крыльца., в черной коже, h неподвижно, чугунным лицом смотрел на ревущую толпу, и глаза его были пустые, как черные дыры. Он смотрел, не мигая, и ждал: пройдет еще несколько мгновений, и толпа надорвется, осядет—будет по б а р а н ь е м у р ы х л о й и п о к о р н о й . Но—не дождался: п ом еша л Л у х а в а » . В о т т а й н а д в о й н о й б у х г а л т е р и и Б а д ь и н а. О т н о ш е и и е к м а с с е. Есть т о лп а. Ее основное свойство — р ы х л о с т ь h п о к о р н о с т ь . Чтобы ее обуздать, нужна с в е р х д и к а я норма . За- кон. Чтобы е й импонировать, нужно потушить свет в глазах и смотреть «черными дырами»... А в личной жизни, когда нет контроля рыхлой и покорной, но временами бунтующей толпы— там можно возжечь огонь своих вожделений и жить по принципу «все позволено»! Да вот Бадьин ошибся! Меньше, нежели Клейст, но чего-то важного он не понял. Клейст мнимой беспредельностью прикрывал классовый свой предел, границу. Бадьин идет как-будто в ногу с эпо- хой впереди ее. Но он на деле слеп. Он не понял принципа подбора — уничтожение антитезы — лич- ность и масса,. .Бюрократическую «патологию» он

sa