Художник и эпоха

калась of йёпёрейосно тяжелого тела, от Лога и дур- манного запаха спирта». «Молчи» — вот лозунг Бадьина в отношении сла- бых. Даже сильная Даша не свободна от влияния предисполкома. Даша — не Поля. Ее Бадыш высле- живает долго и упорно. Ей он налагает свою «фило- софию». «Он улыбался пьяной усмешкой, и ноздри его раздувались на. смуглом губагом лице до бледных вспышек... ... — Наоборот, я очень смею... и не вижу в этом никакого позора... Мы — хорошая и сильная пара, и нам не к лицу притворяться и болтать фальшивые фразы... Брось... Ты же знаешь, я никогда не усту- паю в борьбе... И то, что я хочу сделать, я сделаю... а. в борьбе я пользуюсь всеми средствами...» В общественной жизни Бадыш — совсем другой. Куда делось смердяковское «все позволено»? Здесь — з а к о н. Нет Бадьина. Нет колючей, противоречивой жизни. Нет проблем. Есть: постановление. Распоря- жение. Закон. Сверхликий закон и сверхликий хра- нитель — Бадьин. Бадьии все затормозит, жизнь за- морозит, творчеству масс поставит преграды. Но раз- ве это он, Бадьин?.. Нет—Бадыш—орудие закона... Ворвется к предисиодкома Глеб без доклада... — На- рушение! — И Бадьин возмутится. «Бесстрастно, с неотразимой властью и угрозой в глазах, Бадьин сказал не Глебу, а в глубину живота: «Товарищ, за хулиганство я вас сейчас отправлю иод арест». Бадьин — без греха. Никто не посмеет упрекнуть его. Он— организованная законность. Кто-то посмел