Художник и эпоха

четается утопический фурьеризм, этнографическое народничество; все это своеобразие преломляется через призму «мудрости юродивого» князя Мышки- па (из «Идиота» Достоевского). Какая интересная работа: вскрыть своеобразную направленность и со- циологическую обусловленность творчества Хлебни- кова. Все это должно быть сделано не м и м о, а ч е р е з изучение специфических приемов Хлебни- кова. Но уверяю вас, что такой подход глубже, це- лостней раскроет и ф о р м а л ь н у ю структуру творчества Хлебникова. Но в том-то и дело, ч то в ы п о д м е н и е ' тек л а с с о в у ю у т и л и т а р н о с т ь т е х н и к о - л и и г в ц с т и ч е с к о й. Как странно звучат ваши слова: «этот поэт (Хлебников) целью своей жизни поставил деструкцию—разрушение су- ществующих традиций стиха. По э т ому (курсив мой.—Г. Р.) меняет он свои размеры чуть ли не в ка- ждой строфе». Разве эхо утверждение «о цели жизни» не пахнет скверной метафизической телеологией? Разве об'яонение, почему Хлебников меняет размеры, не является искусственной, надуманной головной «подстановкой» спеца, лаборанта лингвистики? Или взять хотя бы Пастернака. Я бы обратил внимание па своеобразную б е г - п л я с к у поэ т и ч е т к и х а с с о ц и а ц и й П а с т е р н а к а. В поток ассоциа- ций включаются вещи противоположного порядка и не по принципу «тождества противоположности», а по линии и н д и в и д у а л ь н о г о и р о и з в о л а. Опора нет: и пролетарский поэт может и д о лж е н р а б о т а т ь при помощи р а з р ы в а обыч-