Художник и эпоха

«смысл», который будет мною вскрыт при анализе теории всех верноподанных Эйхенбаумов. Л пока— и о с у щ с с т в у. Ведь вопрос сам по себе прост. Правда ли, что иролетлитература (и не только она) давала порой схемы-маски?.. Правда ли, что эти схемы, нужные в свое время, ни в какой мере не организуют чита- теля сейчас? Правда ли, что читатель требует не сногсшибательной агитки, а подлинного, живого че- ловека в его скорби, печали, радостях? H этом усу- мииться может человек, слабо связанный с и а шей жизнью, и занятый, подобно Чужаку, проблемой экспорта: надо «вывозить» Шкловского... Дальше— верит ли Чужак в наличие единого, субстанциональ- ного, неизменного человека?.. Конечно, нот. Разве кто-нибудь может оспаривать, что новая, в муках создаваемая эпоха видоизменяет и о - о с о б о м у рабочего, крестьянина, спеца? Разве Чужак осме- лится оспаривать ту истину, что «люди делают исто- рию», «по делают.ее при определенных условиях», и что «воспитатель сам должен быть воспитан»? Уди- вительно ли, что нролетлитература старается наме- тить с п е ц и ф и ч е с к и е условия, при которых мы делаем историю, выяснить в области художества, как «воспитатель сам должен быть воспитан». Мо- жет быть, мы делаем это скверно? К р и т и к у й т е б е с и о щ а д и о, р е з к о. А что делает Чужак? Он проявляет на этот раз уже не неряшливость, а просто и е д о б р о с о в е с т и о с т ь. Намека нет па попыт- ку но только разобрать, но и л о з и а к о м и т ь чи-