К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

провинившийся произносит над самим собой. Никому не придет в голову убеждать его в том, что внешнее насилие, произведен ное над ним другими, есть насилие, произведенное им самим над собой. В других людях он, напротив, будет встречать есте ственных спасителей от того наказания, которое он сам нало жил на себя, т. е. отношение будет прямо-таки противополож ным. Рудольф высказывает свою сокровенную мысль, — т. е. от крывает цель ослепления, — говоря Мастаку: «Каждое твое слово будет молитвой». Он хочет научить его молиться. Он хочет превратить раз- бойника-геркулеса в монаха, вся работа которого будет заклю чаться в молитвах. Как гуманна в сравнении с этой христиан ской жестокостью обычная теория наказания, которая просто обезглавливает человека, когда желает уничтожить его. На конец, само собой разумеется, что всякий раз, когда действи тельное массовидное законодательство серьезно ставило себе задачу исправления преступников, оно поступало несравненно разумнее и гуманнее, чем этот немецкий Харун-ар-Рашид. Че тыре голландские земледельческие колонии, оствальдовская ко лония преступников в Эльзасе представляют собой истинно человеческие попытки по сравнению с ослеплением Мастака. Точно так же, как Рудольф убивает Флёр де Мари, отдавая ее на растерзание попу и внушенному ей сознанию своей грехов ности, как он убивает Резаку, лишая его человеческой само стоятельности и отводя ему унизительную роль бульдога, —■ точно так же он убивает Мастака, выкалывая ему глаза с це лью научить его «молиться». Впрочем, так выглядит всякая действительность после « про стой » переработки ее «чистой критикой», а именно, как иска жение действительности и как бессмысленная абстракция от действительности. Согласно г-ну Шелиге, тотчас после ослепления Мастака совершается моральное чудо. «Страшный Мастак», — сообщает нам Шелига, — «внезапно признает силу честности и прямодушия; он говорит Резаке: «Да, тебе я доверяю, ты никогда не воровал»». К несчастью, у Эжена Сю сохранилось замечание Мастака о Резаке, которое содержит точно такое же признание, но ни коим образом не может быть следствием ослепления, так как оно предшествовало последнему. Мастак, оставшись с глазу на глаз с Рудольфом, говорит ему о Резаке;