К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

гочестия». «Завещание» же Феррана, напротив, есть «тайна кажущейся добропорядочности и кажущегося благочестия», стало быть — уже не добропорядочности и благочестия самих по себе. Чтобы конструировать это завещание как тайну, кри тической критике следовало бы объявить кажущиеся добро порядочность и благочестие тайной означенного завещания, а не наоборот: завещание — тайной кажущихся добропорядоч ности и благочестия. В то время как корпорация парижских нотариусов сочла Жака Феррана злым пасквилем на себя и через театральную цензуру настояла на удалении этого персонажа из поставлен ных на сцене «Парижских тайн», критическая критика в тот са мый момент, когда она «полемизирует с воздушным царством понятий», усматривает в парижском нотариусе не парижского нотариуса, а религию и мораль, добропорядочность и благоче стие. Судебный процесс нотариуса Леона должен был бы про светить ее на этот счет. Положение, занимаемое нотариусом в романе Эжена Сю, тесно связано с его официальным положе нием. «Нотариусы в светских делах то же, что священники в делах духов ных: они — хранители наших секретов» (Монтей. «История французов раз личных сословий» и т. д., том IX, стр. 37). Нотариус — это светский духовник. Он — пуританин по про фессии, а «честность», говорит Шекспир, «не пуританка» *. Он в то же время сводник для всевозможных целей, заправила гражданских интриг и козней. С нотариусом Ферраном, вся тайна которого заключается в ого лицемерии и нотариате, мы, кажется, не сделали еще ни од ного шага вперед. По погодите! «Iuviii для нотариуса лицемерие есть дело вполне сознательное, а для мадам Ролан — нечто вроде инстинкта, то между ними стоит масса тех, которые не могут проникнуть в тайну и все-таки непроизвольно стремятся к тому, ртобы добиться этого. И не суеверие приводит великих и малых мира сего в мрачное жилище шарлатана Брадаманти (аббата Полидори). Нет, их приводит туда искание тайны, чтобы оправдать себя в глазах мира». «Великие и малые» устремляются к Полидори не для того, чтобы обрести какую-нибудь определенную тайну, способную оправдать их в глазах мира. Нет, «великие и малые» ищут у Полидори «тайну вообще», тайну как абсолютный субъект, чтобы оправдать себя в глазах мира. Это похоже на то, как если бы мы искали не топор, а «инструмент вообще», инстру­