К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

только под его собственным критическим черепом. Пусть он когда-нибудь посмотрит на танец в парижской «Шомьер», и его христианско-германская душа возмутится этой дерзостью, этой откровенностью, этой грациозной резвостью, этой музыкой чув ственнейшего движения. Его собственное «действительно испы тываемое сладостное ощущение» дало бы ему возможность «ощутить», что «в самом деле нельзя понять, почему сами тан цующие, в то время как они, наоборот», производят на зрителя бодрящее впечатление откровенной человеческой чувственности («что, если бы это в том же виде обнаружилось где-нибудь в другом месте» — а именно, в Германии, — «повлекло бы за со бой, как непростительное нарушение» и т. д. и т. д.), — почему сами танцующие не должны и не смеют, — чтобы не сказать еще больше, — быть и в своих собственных глазах откровенно чувственными людьми, когда они не только могут, но и со всей необходимостью должны быть таковыми!! Из уважения к сущности танца критик приводит нас на бал. Однако он наталкивается на серьезное затруднение. На этом балу хотя и танцуют, но только в воображении. Дело в том, что Эжен Сю никакого описания танцев не дает. Он не смешивается с толпой танцующих. Он пользуется балом лишь как удобным случаем, чтобы свести вместе лиц, принадлежа щих к высшему аристократическому кругу. В своем отчаянии «критика» спешит дополнить писателя, и ее собственная «фан тазия» с легкостью рисует картины бала и т. д. Если, согласно предписанию критики, Эжен Сю при изображении притонов и языка преступников никоим образом не был непосредственно за интересован в изображении этих притонов и этого языка, то, наоборот, он необходимым образом бесконечно интересуется танцами, которые описывает, правда, не он сам, а его «богатый фантазией» критик. Дальше! «На деле тайна светского тона и такта — та Гит -лом крайней проти воестественности— есть горячее стремление вернуться к природе. По- этому-то явление, подобное Сесили, производит на образованное обще ство такое электризующее впечатление и сопровождается таким необык новенным успехом. Для нее, выросшей рабыней среди рабов, лишенной образования, предоставленной исключительно своей природе, эта при рода была единственным источником жизни. Внезапно перенесенная в придворную обстановку с принудительностью ее нравов и обычаев, она быстро проникает в тайну последних... В этой сфере, над которой она безусловно в силах властвовать, так как ее мощь, мощь ее природы, действует на окружающих как загадочное волшебство, в этой сфере Сесили неизбежно должна сбиться с пути и потерять всякое чувство меры,